Испытательный срок

Ира промолчала. В этом мире слишком много непонятного. Кое-что она могла ещё выспросить, прикрываясь своим мнимым заморским происхождением, но только у женщин — заговаривать первой с мужчинами, равно как и проявлять непокорность, здесь считалось недопустимым. Расспрашивать без опаски можно было разве что Зарецкого, но тот за прошедшие дни едва перебросился с ней парой слов. Занят был налаживанием контакта с местными и держал конспирацию; хотелось в это верить.

— Почему ты мне всё рассказала? — невесело спросила Ира. Она успела уже привыкнуть, что разнокалиберные тайны от неё скорее прячут, чем выкладывают вот так вот запросто.

— Да вы такие же, как мы, — пожала плечами Цветана. — Не зря ж вас Премудрый тогда привёл! А храмовые что вас не любят, что нас. Они и вовсе никого не любят.

Здесь никто никого не любит. Себе дороже. Ира поправила на локте тяжёлую корзинку и расправила одолжённое у Цветаны платье; старостина дочь была миниатюрнее, белый лён туго тянул на плечах и в груди. Штаны и рубашка для тихой охоты подошли бы куда как лучше, но лучше уж путаться в подоле, перешагивая коряги, чем спорить с местными нравами.

Когда древесные кроны перестали заслонять небо, солнце уже миновало зенит. Цветана нервно выдохнула и сотворила обережный знак; встреча с полудницей не прошла для неё бесследно. Вытоптанная в лугах тропка, плавно огибая холмы, бежала к подножию частокола; напитавшаяся жарой дорожная пыль ощутимо грела даже сквозь подошвы кожаных башмаков. Цветана весело о чём-то щебетала; Ира честно вслушивалась, но понимала едва ли половину из её историй. Корзина мешала и немилосердно давила на руку. Вообще говоря, никто не принуждал Иру трудиться на благо хозяйской семьи, но, во-первых, она чувствовала себя обязанной приютившим её людям, а во-вторых — наедине с Цветаной было проще, чем среди любопытных деревенских жителей. Правда, общительная подружка всё норовила познакомить важную гостью со своей многолюдной компанией; Ира вчера видела в окно, как хозяйская дочь спешит к пёстрой гурьбе сверстников и уходит с ними куда-то за частокол. Мысль о том, чтобы строить из себя фальшивую иноземку перед столькими людьми сразу, внушала ужас.

Из-за ближайшего холма показались всадники в багряном. Ира испуганно замерла, потом, опомнившись, заставила себя шагать дальше; сомнение продлилось не дольше мгновения. Это мыслительное упражнение они с Зарецким уже проходили три-четыре дня назад. Воины просто куда-то едут, они не знают, кто перед ними, не ожидают увидеть здесь беглянку из чужого мира. А если вдруг знают… Ира осторожно потянулась к воротнику, будто бы ослабляя слишком туго завязанные тесёмки.

— Княжьи люди, — заметила Цветана, поудобнее перехватив корзинку. — Сталбыть, скоренько сам князь приедет. Надобно батюшке сказать…

Она остановилась в нескольких шагах от перекрёстка, почтительно склонив голову; Ира последовала её примеру. Конские копыта глухо топтали пыль. Двое всадников, предвестники прибытия князя, никуда не торопятся; должно быть, разведывают дорогу. Ничего страшного в этом нет…

— Доброй дороги, девоньки, — весело сказали над головой. Стук копыт смолк; сердито фыркнул конь. Ира не решалась поднять взгляд.

— Боги в помощь, добрые люди, — бойко отозвалась Цветана. Она, кажется, ничуть их не боится. Надо поднять голову, попробовать повторить её слова, интонации, говорок… К чему сейчас излишние расспросы?

— До Лисавы далече? — смеясь, спросил рыжеусый всадник. В его глазах нет ни угрозы, ни настороженности; он не охотится за ведьмами, никого не ищет. Поднявший было голову страх отступил без боя; странно и так легко…

— Да уж день пути будет, — Цветана указала куда-то между холмов. На запад. — Может, и меньше, ежли конь добрый.

— Наши-то добрые, не боись, — усмехнулся в усы второй, помоложе, с длинной и блестящей чёрной косой. — Хочешь — прокачу? Скажешь тогда, день ли, меньше ли…

Цветана хихикнула.

— И пошла бы, да батюшка не велит. До Вельгоровой-то ночки не след…

— Сами откуда будете? — спросил рыжий, одобрительно разглядывая Иру. Видимо, по его логике, раз напарник заприметил Цветану, её спутница должна достаться ему.

— С Березны, — лучезарно улыбаясь, сообщила Цветана и, как гром средь ясного неба, прибавила: — А на неё не глядите, она чужеземка! При господине странствует.

— Вон как, — со значением проговорил рыжеусый и выразительно воззрился на Ирины руки. — Ну, сталбыть, бывайте.

Он первым тронул коня; чернокосый послал напоследок Цветане лукавую улыбку и последовал за старшим. Всадники уехали, а смутное чувство гадливости осталось — не понять, от чего.

— Зачем ты им сказала? — укоризненно спросила Ира. Принято здесь брать на заметку иностранцев? До виз, само собой, додуматься ещё не успели, но вдруг тут какая-нибудь война, или цветёт пышным цветом ксенофобия, или другая напасть…

— А что ж, не след было? — всполошилась Цветана и тоже покосилась на Ирино запястье. — Я ж как лучше, чтоб рот на тебя не разевали… Ить сокол твой осерчает, нет разве?