Истина или пропоганда

Я родился в семье проповедника. И мое появление на свет приветствовало еще трое детей. Мне кажется, что если бы я рассказал вам все о той ранней поре, обо всех подробностях нашей семейной жизни, вы получили бы удовольствие, а иногда и растрогались бы до слез. Порой что-то могло бы вас удивить и даже шокировать, ибо мои детские годы меньше всего напоминали монастырское затворничество, с которым у многих ассоциируется жизнь семьи проповедника; мне по-настоящему довелось столкнуться с реальной жизнью.

Видите ли, мой отец был не просто проповедником; он непосредственно помогал разным людям и поступил мудро, дав мне возможность приобщиться к его опыту, который произвел глубокое впечатление на мой неокрепший ум.

Я очень рано понял, что проповеди не возникают только благодаря учебе, дисциплине или обширному чтению, но приходят из самой жизни. Уже тогда я знал, что не смогу без размышлений избрать Евангельское служение.

Понимаете, уже в годы ранней юности мой беспокойный ум терзали первые робкие мысли о том, что Господь может однажды призвать меня к Евангельскому служению. Признаюсь, эти, так сказать, намеки удивляли меня. Но правда и то, что людей, меня знавших, они удивляли еще больше. На самом деле, я до сих пор немного смущаюсь, когда встречаю тех, кто знал меня в ту пору, потому что не уверен, что они все забыли!

Да, Господь призывал меня уже тогда, но саму мысль об этом я с самого начала решил в себе подавлять. Я вознамерился избавиться от того, что безрассудно считал ограничением свободы, или того, что я ошибочно считал свободой. Я даже не осознавал, как был неправ, а сейчас трепещу при мысли о том, чего мне едва удалось избежать. Нет, в моей жизни не было никаких кровавых грехов, не было ничего, что порочило бы мою семью или церковь, ничего, оскорбляющего общество.

Понимаете, обращение людей с явными грехами совершается легче, ибо если человек не глух к голосу Духа, то он понимает, что с ним происходит. Он понимает, что пропал и нуждается в Господе.

Но меня удерживало кое-что похуже. Мои грехи были вполне респектабельны. Я погиб, находясь в лоне церкви. Никогда не позволяйте людям говорить, что погибнуть в лоне церкви невозможно. Ибо это возможно!

Поверьте мне, пожалуйста. Вполне возможно признавать учение, быть удовлетворенным формой религии, и тем не менее быть погибшим — погибшим в лоне церкви!

Я исправно посещал церковь и слушал проповеди, и они меня волновали. Я читал газеты, понимал, что пророчество исполняется, и был этим обеспокоен. Но когда я попытался преодолеть свои собственные слабости, я оказался совершенно беспомощным. Я знал, что мне надо делать. С этим не было никаких затруднений. Но религия (во всяком случае, насколько позволял служить мой собственный религиозный опыт), казалось мне, была не в силах ответить на вопрос «как?». Все мои обещания рассыпались в прах. Я пытался закалять свою волю, но это не срабатывало. И тогда я взбунтовался, попытавшись избавиться от всего этого. Я решил с головой окунуться в деятельность.

Да, я так устал от чувства поражения, что хотел убежать от собственной совести. Но, благодарение Господу, совесть, если вы не убили ее, если вы не прикончили этого сторожевого пса, совесть никогда не даст вам погибнуть.

Я благодарен Господу за голос Духа. Я люблю говорить о Святом Духе.

Но сейчас я хочу рассказать вам о своем самом серьезном внутреннем конфликте. Говорить об этом нелегко, но я заметил, что людям это помогает и вселяет надежду, потому что я — самый обычный человек, и то, что помогает мне, помогает и другим.

Но имейте в виду — я не просто рассказываю свою историю. Главный вопрос — как люди спасаются? Именно это как понимают очень немногие. Именно это хотелось бы узнать.

В те тревожные годы я с головой ушел в деятельность и развлечения, пытаясь забыть Бога. Я не переносил одиночества. Я смертельно скучал. Наконец я почувствовал, что так больше продолжаться не может. Был вечер пятницы, и я сидел на собрании, где проповедовал мой отец. Все это вспоминается мне очень отчетливо. Вот он стоит, этот славный служитель Господа, с ниспадающими седыми волосами и добрым лицом, в котором светится сострадание. Он всегда был для меня идеалом проповедника. В тот вечер он, по-видимому, обращался ко всей общине, а не ко мне лично, но каждое произнесенное им слово пронзало ножом. Я встал, покинул собрание и укрылся в тени. Я никогда не забуду этой минуты, ибо в тот тихий благоуханный вечер я дерзко воззвал к небу, глядя в его бесконечную высь сквозь листву:

«Святой Дух, оставь меня! И никогда не возвращайся!»

Страшно произнести! Горькие слова! И все же, несмотря на свою демонстративную воинственность, эти слова были молитвой. И Господь ответил на эту молитву. И ответил прямо противоположным образом.

Это была кульминация — кульминация в длинной цепи событий, в которых враг превзошел самого себя, то есть зашел слишком далеко. Со мной происходило нечто такое, что удивляло и озадачивало даже меня самого.