— Однажды ты сказал мне, что лжешь так же легко, как дышишь, — прошептала я, наклоняя к нему голову, зная, что он смотрит на меня. — Я не умею лгать. Ни с кем, особенно с тобой.
— Но ты это сделала, — прошипел он в темноту, гнев пропитал его тон. — Ты лгала мне месяцами.
— Разве? — спросила я, сжимая руки вокруг обнаженной кожи его бедер, нежно потирая их. Мне до боли хотелось подняться выше, обхватить его член руками, а затем взять в рот, но я знала, что сейчас не время для этого.
Пока что.
— Я говорила тебе тысячью маленьких способов, без слов, — объяснила я, все еще потирая его бедра.
Он резко выдохнул, не прикасаясь ко мне.
— Но мне нужны были гребаные слова, Стелла.
Я прикусила губу.
— Я знаю. Знаю, что нужны. Я задолжала их тебе. И я буду мучить себя мыслями о том, что могло бы быть по-другому, если бы я сказала, — возможно, Эрик бы не умер. Может быть, Джей не был бы сейчас так далеко от меня.
Может быть.
— Но я это сделала. Я солгала, по-своему. И мне очень жаль. Но наш ребенок здоров, Джей. И мы здесь. Вместе. В безопасности.
Джей ничего не сказал, и это было больно. Но я все понимала.
— Ты покончил со всей русской мафией? — спросила я шепотом, когда он некоторое время молчал.
Он невесело усмехнулся. Это был первый раз, когда я слышала такой звук, и возненавидела его.
— У змеи не только одна голова, любимая. Их будет еще больше. Их всегда будет больше. Это еще не конец. Это всегда будет твоей жизнью.
Пауза. Длинная. Уродливая.
— Если ты этого хочешь.
При этих словах я пошевелилась, встала, чтобы забраться к нему на колени. Он уже был тверд. Я уже была мокрой. Поэтому я не стала пытать нас. Я опустилась на него. Мой быстрый вдох был затмеваем животным звуком, который вырвался из задней части горла Джея.
Я наклонилась вперед, двигаясь медленно, наслаждаясь. Мои руки легли на его шею, прижимая наши лбы друг к другу.
— Вот он, — простонала я. — Вот мой человек. Мой муж. Мое сердце.
Он ничего не сказал, но я и не ждала. Его руки легли на мои бедра, крепко сжимая.
— Ничто в этом мире не оторвет меня от тебя, — продолжила я, мой голос был хриплым, оргазм нарастал. — Ни сражения, ни кровь, ни войны. Ничто, Джей. Я люблю тебя, и твое несчастное, злобное сердце.
Наконец, он поцеловал меня, глубоко, сердито, с любовью. Именно тогда я взорвалась вокруг него, крича ему в рот, разрываясь на части. Его руки еще крепче сжали мои бедра, прижимая к себе.
— Я люблю тебя, — прохрипел он. — Всей душой. До самой смерти.
— До самой смерти, — прошептала я в ответ.
Месяц спустя
Восстановиться быстро не получилось. Джей был поражен своим самым большим страхом: потерять меня. Не только потерять меня, но и ребенка, о котором я ему не сказала. Ему пришлось достать самую порочную частичку себя, лишь бы меня вернуть. Я все понимала. Я понимала, что он не может вернуться к тому, кем был раньше. Я знала, что он пробивается обратно ко мне.
И я сделала все, что в моих силах, дабы вернуть его. Включала Дебюсси. Вставляла в рамку каждую новую фотографию сонограммы, которую мы получали, и он следил за тем, чтобы мы получали по одной фотографии в неделю, а наш врач даже не спорил.
Я начал проектировать детскую комнату – нейтральную по гендерному признаку, потому что, к моему удивлению, Джей не хотел знать пол. Джей. Человек, который превыше всего любил контроль. Который больше всего на свете нуждался в контроле.
Он хотел сюрприз.
Я тоже.
Он хотел, чтобы я работала меньше. Мне это не нравилось, но, учитывая, что тошнота давала о себе знать весь день, это было не совсем трудно. Я приступила к перестройке нашего дома, превратив его в настоящий дом.
Рен, Зои и Ясмин часто были рядом, помогали с украшением, их смех отражался от стен. Даже если Рен была вынуждена. Она почти не отходила от меня с тех пор, как вернулась, и демонстративно игнорировала Карсона, который часто был рядом.
На это тяжело смотреть. У них так много общего, у них было все, и в один миг не осталось ничего. Меня преследовала печаль о подруге и страх за себя. Мы с Джеем были близко к такой же судьбе.
Я не вышла из всего невредимой.
Я часто просыпалась в холодном поту, и сегодняшняя ночь не была исключением. Джей всегда был рядом.
— Кошмар, — сказал Джей, его руки держали мои запястья над моей головой. Должно быть, я боролась с ним во сне. — Ты в безопасности, — пробормотал он мне в шею, одной рукой сжимая запястья, а другой баюкая выпуклость моего живота. Так он теперь делал все чаще. Баюкал мой растущий живот. Нежно прижимался к нему губами. Бормотал что-то нашему малышу, когда думал, что я сплю.
— Вы оба в безопасности, — пообещал он.
Затем его рука переместилась ниже. Достаточно низко, чтобы я ахнула.
— Ты моя, — он провел пальцем внутри меня. — До самой смерти.
Потом он убрал палец и трахал меня, пока я не потеряла сознание. В ту ночь мне больше не снились кошмары.
В конце концов, у меня их вообще не было.
Пять месяцев спустя
Руби Грейс Хелмик появилась на свет с определенной целью. Первым человеком, которого она увидела своими широко раскрытыми голубыми глазами, был ее отец, поскольку именно он принял ее роды.