Читаем Истинное восприятие. Путь дхармического искусства полностью

Вначале, когда мы только растём, мир явлений основывается всего лишь на выживании и потребности в коммуникации и взаимодействии с нашими жизненными обстоятельствами. Чтобы попросить маму приготовить яйцо, суп или кашу, нам необходима некоторая символика в уме: мы думаем «суп, яйцо, каша». Сначала мы не говорим собственно слова, а думаем. Мы полностью и всецело себе это представляем. Затем мы произносим слова «яйцо, суп, каша». Когда мы выдавливаем из себя эти слова, родители очень гордятся нами, потому что мы начинаем разговаривать и общаться. Восприятие символичности – взаимодействие с любой символичностью вообще – основано на этом развитии опыта явлений. Он проявляется вовне на всех уровнях: на уровне взрослого, старика, юноши, подростка, ребёнка такие переживания происходят постоянно. Конечно, мы могли бы назвать опыт таких переживаний явлений символичностью, но это скорее относительная символичность, чем абсолютная.

Важно понимать, что эти маленькие переживания явлений порождаются беспокойством, поисками, чем бы ещё развлечься, исследованием нашего мира. Из чего сделан мир? Что такое мир вообще? Мы задаём всевозможные вопросы своим родителям, профессорам, друзьям, пожилым людям, дядям, тётям, психотерапевтам. Мы стараемся выяснить, что это за мир. Нам неудержимо хочется узнать, зачем всё это. Некоторые думают, что они что-то поняли, что у них есть такие-то и такие-то возможности. Но мы всё равно зависим от возможности найти ответ,

и в этом смысле мы все – младенцы. Это совершенно не связано с биологическим возрастом. Просто у нас недостаточно опыта символичности или понимания того, что значит символичность, поэтому молоды мы или стары, мы всё равно подобны младенцам. Это проблема – а может статься, и благая весть.

Чтобы понять абсолютную символичность, мы сначала должны разобраться с относительным миром явлений, или относительной символичностью. Поэтому попытайтесь понять этот момент. В данный момент наше личное видение мира не очень сложное; и в то же время оно крайне запутанное и непростое. Нам бы хотелось иметь доступ к нашему миру сей же миг, как если бы это была гигантская детская бутылочка с соской и мы могли бы из неё напиться. Мы хотим, чтобы нас постоянно кормили, хотим сосать, а не сидеть. Звучит грубо, но здесь нет намерения унизить ваше достоинство. Я уважаю ваше достоинство и великолепие, но давайте признаем: все хотят быть большими младенцами. Некоторые из нас так голодны и нахальны, что им хотелось бы засунуть себе в рот целую бутылку с огромной соской. Иные более вежливы и не хотят большую бутылку, ведь тогда их начнёт грызть совесть, поэтому у них маленькая, скромная бутылочка. Если не считать политических и социальных вопросов, всё сводится к тому факту, что все мы – младенцы, и довольно милые.

Начиная понимать относительную символичность, ты осознаёшь, что она похожа на сосок. Тебя постоянно кормят. Если ты беспокоен и напряжён, то сосёшь неистово; если злишься, можешь и укусить. Мы привязаны к этому большому соску, большому вместилищу комфорта, постоянно. Это удушает. Относительная символичность зиждется на страсти, которая также означает беспокойство, требовательность и агрессию. Нас кормят духовной жидкостью, или временной домашней жидкостью, в зависимости от нашего мировосприятия и чувств. А поскольку определение Дхармы, согласно буддийской традиции, – это бесстрастность, то относительная символичность не есть настоящая Дхарма.

Сейчас я хотел бы сделать шаг в сторону от нашей позиции больших младенцев и обсудить абсолютную символичность. Надеюсь, вы к этому готовы. Абсолютная символичность – это вовсе не мир грёз, а реалистичный мир. С точки зрения языкознания «абсолютный» значит «не нуждающийся в точке отсчёта». Иначе абсолютное станет относительным, потому что ему надо будет соотноситься с чем-то ещё. Итак, абсолютное значит лишённое точки отсчёта, безотносительное. Оно здоровое, ни от чего не зависит и существует само по себе.

В идее абсолютной символичности также нет места эго и страсти. Как мы к этому пришли? На самом деле если речь идёт об абсолютном, ты не приходишь, а идёшь. Это «идти», а не «приходить», не мышление собирателя, где ты сносишь всё в большой банк с маячащей за ним кучей денег, или себе в большую банку. Абсолютная символичность лишена эго, потому что ты уже отказался от своего психологического ориентира. Это не значит, что ты отказался от родителей, от своего тела или чего-то такого. Так что же это за ориентир? Это некое утешение, помогающее тебе чувствовать себя лучше. Это как в ситуации, когда ты плачешь, и приходят друзья, обнимают тебя и говорят: «Не плачь, всё будет хорошо. Не стоит волноваться. Мы о тебе позаботимся. Попей молока. Давай прогуляемся по лесу, давай выпьем чего-нибудь». Такого рода психологический ориентир основывается на идее относительной истины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Самадхи (Ориенталия)

Похожие книги

12 недель в году
12 недель в году

Многие из нас четко знают, чего хотят. Это отражается в наших планах – как личных, так и планах компаний. Проблема чаще всего заключается не в планировании, а в исполнении запланированного. Для уменьшения разрыва между тем, что мы хотели бы делать, и тем, что мы делаем, авторы предлагают свою концепцию «года, состоящего из 12 недель».Люди и компании мыслят в рамках календарного года. Новый год – важная психологическая отметка, от которой мы привыкли отталкиваться, ставя себе новые цели. Но 12 месяцев – не самый эффективный горизонт планирования: нам кажется, что впереди много времени, и в результате мы откладываем действия на потом. Сохранить мотивацию и действовать решительнее можно, мысля в рамках 12-недельного цикла планирования. Эта система проверена спортсменами мирового уровня и многими компаниями. Она поможет тем, кто хочет быть эффективным во всем, что делает.На русском языке публикуется впервые.

Брайан Моран , Майкл Леннингтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Исторические происшествия в Москве 1812 года во время присутствия в сем городе неприятеля
Исторические происшествия в Москве 1812 года во время присутствия в сем городе неприятеля

Иоганн-Амвросий Розенштраух (1768–1835) – немецкий иммигрант, владевший модным магазином на Кузнецком мосту, – стал свидетелем оккупации Москвы Наполеоном. Его памятная записка об этих событиях, до сих пор неизвестная историкам, публикуется впервые. Она рассказывает драматическую историю об ужасах войны, жестокостях наполеоновской армии, социальных конфликтах среди русского населения и московском пожаре. Биографический обзор во введении описывает жизненный путь автора в Германии и в России, на протяжении которого он успел побывать актером, купцом, масоном, лютеранским пастором и познакомиться с важными фигурами при российском императорском дворе. И.-А. Розенштраух интересен и как мемуарист эпохи 1812 года, и как колоритная личность, чья жизнь отразила разные грани истории общества и культуры этой эпохи.Публикация открывает собой серию Archivalia Rossica – новый совместный проект Германского исторического института в Москве и издательского дома «Новое литературное обозрение». Профиль серии – издание неопубликованных источников по истории России XVIII – начала XX века из российских и зарубежных архивов, с параллельным текстом на языке оригинала и переводом, а также подробным научным комментарием специалистов. Издания сопровождаются редким визуальным материалом.

Иоганн-Амвросий Розенштраух

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
История целибата
История целибата

Флоренс Найтингейл не вышла замуж. Леонардо да Винчи не женился. Монахи дают обет безбрачия. Заключенные вынуждены соблюдать целибат. История повествует о многих из тех, кто давал обет целомудрия, а в современном обществе интерес к воздержанию от половой жизни возрождается. Но что заставляло – и продолжает заставлять – этих людей отказываться от сексуальных отношений, того аспекта нашего бытия, который влечет, чарует, тревожит и восхищает большинство остальных? В этой эпатажной и яркой монографии о целибате – как в исторической ретроспективе, так и в современном мире – Элизабет Эбботт убедительно опровергает широко бытующий взгляд на целибат как на распространенное преимущественно в среде духовенства явление, имеющее слабое отношение к тем, кто живет в миру. Она пишет, что целибат – это неподвластное времени и повсеместно распространенное явление, красной нитью пронизывающее историю, культуру и религию. Выбранная в силу самых разных причин по собственному желанию или по принуждению практика целибата полна впечатляющих и удивительных озарений и откровений, связанных с сексуальными желаниями и побуждениями.Элизабет Эбботт – писательница, историк, старший научный сотрудник Тринити-колледжа, Университета Торонто, защитила докторскую диссертацию в университете МакГилл в Монреале по истории XIX века, автор несколько книг, в том числе «История куртизанок», «История целибата», «История брака» и другие. Ее книги переведены на шестнадцать языков мира.

Элизабет Эбботт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука