Истоки

Красивые деревянные стулья, однотонные стены, пёстрый глянец холодного кафеля, хрустальная люстра… Зелёное полотно на стене – волчица под луной, девять звёзд… Джон поёжился… Он уже бывал на таких приёмах. Милые застольные беседы, на которых бравые полевые командиры, их отчаянные головорезы, местные эмиры и даже президенты – все стоят по струнке, словно школьники в кабинете директора, проявляя высший пилотаж скромности и вежливости. Что-то говорят, лишь стараясь подчеркнуть свою незначимость. Да, их слова не важны – здесь говорят другие. Старейшины. Память тейпа, его ум и честь. Хранители. Только они определяют здесь, что такое «правда», какое будет завтра «реалити», война это или не война…

Воспоминания овладели рассудком, и Джон вспомнил первую свою командировку. Всё было по-другому. Безысходность и смерть. Стремительно убегающее время. Каждый очередной рассвет – последний… Казалось, всё пространство здесь попало тогда в какую-то воронку ада, затягивающую, всё убыстряясь… Пронзительные крики и подпрыгивающий хоровод мужчин… Что это? Кто-то объяснил ему, что это зикр – танец перед Богом, где танцующие хотят повернуть время вспять. Не каждый из них доживёт до рассвета, но если остановить время, можно успеть разобраться в своём истинном предназначении, смысле жизни, откинуть всё лишнее, оставив только искренность и намерение. Ведь для этого и нужна жизнь… Мужчины хлопают ладонями, распаляя себя, и всё убыстряются, закручиваясь против часовой стрелки. Быстрее. Ещё быстрее… Энергия волнами расходится из движущегося круга, распространяясь по толпе. Напряжение возрастает, кажется, танцующие входят в транс. Слышен распев, и вот внутренний круг резко начинает движение в обратном направлении. Теперь это одно целое. Они видят только друг друга – лишь они на месте, это остальной мир бешено вращается вокруг них. Есть только круг. Времени больше нет. Мир вокруг смазан. Реальность – только здесь, в этом чертоге Аллаха, где и начинается прямой разговор…

Ох уж, эти воспоминания… Джон вздохнул… Время невозможно остановить. Словно скрученная пружина, оно с удвоенной силой возвращает утерянное. Людей после этого не удержать. Могучая энергия древнего обряда рушит плотины ограничений и выплёскивается вовне. В тот день, когда Джон впервые увидел этот хоровод, его срочно эвакуировали из армейской части сотрудники одной из правозащитных организаций. Через несколько дней он снимал развороченные блиндажи и пепелище палаточного городка, в котором до этого находился, с грустью отмечая знакомые элементы на остатках человеческих тел.

Приход старейшины почти не вырвал его из задумчивости… Опрятный сухой старик с тростью в окружении нескольких мужчин… Фразы вежливости, лёгкая отмашка, разрешающая садиться. Стол, меняющиеся блюда, вроде бы ничего не значащий разговор… Что эти старики – дань традиции или реальная необходимость? Какое он заключает в себе знание, недоступное рядом находящимся соплеменникам?

Речи за столом становились всё вежливее и короче. Полковник, и так немногословный, аккуратно вкладывал в пустоты лишь отдельные тщательно рафинированные тёплые слова, не забывая, однако, пододвигать к Джону тарелки с яствами, взглядом буквально принуждая есть как можно больше. Джон понял, что это спешка…

Кто эти старцы? Их смысл – направлять, корректировать. Куда? В бесконечность. Как? Память. События, годы, факты… Опыт. Их память – разве это не концентрированное время? Но ведь они определяют будущее, а не прошлое… Круг! Они повторяют прожитое. Для них нет ни прошлого, ни будущего? Невозможно… Но почему я здесь? Почётный заложник, гарантирующий безопасность посещения? Зачем же этот разговор? Что завтра?

Солнце клонилось к закату. Старик, удовлетворённый результатами внешней политики и поведением гостей, вышел проводить посетителей до двора и, окинув взглядом небо, уже прощаясь, произнёс:

- Гор почти не видно. Время такое, много тумана. А на рассвете часто выглядят красными.

Ворота за ними закрылись, взревели и лязгнули, развернувшись на месте, бэхи сопровождения, зашуршала грунтовка, мелькнули вереницы рыжих коров, возвращающихся домой с пастбищ, скрылись за поворотом дымки домов.

- Слушай, Джон, я сам в часть, а тебя до города доставят, сегодня-завтра в комендатуре перекантуешься, у нас хозяйственная возня намечена, тебе поспать не дадут, – полкан аккуратно поправил образок Николая Угодника возле ветрового стекла и, повернувшись, пристально посмотрел в глаза.

Кажется, это был приказ. Джон отвернулся, не ответив. Мысли колко путались, никак не сливаясь в единый поток.

В боковое стекло он увидел множество мужских спин на большой поляне у окраины села. Изредка вздымающиеся руки… В центре толпы, подпрыгивая и хлопая в ладони, уже начал вращение первый круг.

ПЕРВЫЙ ЗВОНОК