Истоки (Книга 1)

- Савва Степанович удивляется тому, что мы с Толей знакомы. Разведчики знают друг друга. - Голос Юли задрожал, и она умолкла.

- Извините меня, Юлия Тихоновна, тогда в гостинице я невольно поднапутал. Никакого отношения к геологии я не имею, - виновато улыбаясь, сказал Иванов. Он повернулся к Юрию и стал рассказывать о случае в гостинице, но Юля перебила его:

- Да что вы вздумали оправдываться-то?!

Савва толкнул локтем Иванова, и они ушли в кусты за дровами.

- Вот я и пришел повидать тебя, милая Осень. - Юрий ваял ее за руки.

Юля испугалась своей внезапной покорности, выдернула руки из его горячих ладоней.

- Я думал, иначе встретимся.

Да, что ни говори, он по-прежнему красив, "чистенький, свеженький". И дорог ей. Больно и обидно, что она не прежняя, за плечами легла неудачная жизнь. Виноват в этом он! Из-за него она одинока. Вспомнились товарищи по учебе и работе, и показалось, что помехой в ее отношениях с ними было не ее равнодушие к этим людям, а та непонятная связь, которая установилась между нею и Юрием. Разве не из-за него она дошла до какой-то странной духовной слепоты, доверчиво протянула руку одному чуткому и ласковому человеку?.. Может быть, сейчас же покончить со всем, освободиться от мешавших жить странных отношений с Юрием? Злясь на себя за свою унизительную трусость перед ним, разжигая насмешливость над его "чистотой и ясностью". Юля глумливо смотрела в глаза Юрию, допрашивала его таким бесстыдным тоном, что самой же становилось страшно и гадко:

- Значит, холостому жить вольготнее? У тебя все в ладу: ум и сердце. Для ума - работа, для души... эта сталеварка Рита - лучший друг твой?

- Нет, - сквозь зубы ответил Юрий.

- Любовница?

Глядел на нее Юрий с удивлением, близким к отвращению. И тут Юля с болью почувствовала, что сама же она все испортила, испортила давно и непоправимо. И она уже не могла, да и не хотела сойти с этого противного тона и продолжала язвить:

- Я тебе по-прежнему нравлюсь?

- Ты сильно изменилась, Юлия Тихоновна, - раздумчиво сказал Юрий.

- Да, да, изменилась! Можешь не церемониться со мной. Чего уж там! Я о тебе знаю больше, чем ты думаешь. Если мне скажут, что ты сейчас подкапываешься под отца, я поверю. Ты можешь. Ты и под своего дядю Савву подсыпал угольков. Рассказывали люди знающие.

- Ты раздражена... Не унижай себя, Юля!

- Ты меня всю жизнь унижал. Забыл разве, как проводил меня у стены-то? Что ж, признаюсь: пришла я тогда к тебе остаться с тобой. Когда ты бросил мне вдогонку: "Святоша!", - я вдруг заметила, что в руках у меня желтый чемоданчик. Странно, я до той минуты не замечала его цвета. Хотела бросить в Волгу, да оставила на память о моих обидах... Ты прав, я изменилась. Ты даже не подозреваешь, насколько все изменилось...

Глотая слезы, Юля вызывающе улыбнулась и по-мальчишески засвистала.

Иванов и Савва принесли разлапистую корягу и бросили у костра. Иванов удивился разительной перемене в милой Юлии. Не верилось, что лишь несколько минут назад она была веселая, беспокойная, ласковая. Теперь, поджав под себя по-татарски ноги, накинув на плечи фланелевую спортивку, она задумчиво сидела у костра.

- А ну, кавалеры, дайте-ка закурить! - попросила Юля.

Иванов утешился тем, что этот грубый, недевичий тон относился скорее всего к Юрию, который стоял поодаль.

Юля прикурила от головни, закашлялась.

- Пора отдавать концы, - сказал Юрий, ныряя в темноту.

- Так вот, Юлия, побыстрее прощупайте Богатырь-гору, определяйте площадку для новых цехов. С оползнями кончайте... - сказал Савва. Потрудись, и тогда я тебе монумент отолью из стали. Останешься на заводе доверю большую работу.

- Я хотела удариться на поиски золота. - Юля усмехнулась. Понимаете, Савва Степанович, с детства мечтаю найти самородок, а приходится камни в горе добывать.

- Зачем тебе золото? Ты сама есть изумруд, и даже дороже! воскликнул Савва.

В это время к костру подошел с ведром воды Юрий.

- Нельзя заливать! - остановила его Юля, заслоняя собой огонь.

- Исполняю обычай: кто разжег, тот и гасит.

Обойдя Юлю, Юрий вылил воду на костер. Дым и пар поднялись облаком. В наступившем мраке тоскливо заплескался голос женщины:

- Мои угли тлели, иначе бы не разжег.

Иванов проводил Крупновых вдоль кромки берега, с каждым простился по-разному: большую кисть Саввы жал долго, дружески; выпрямив, как стальной клинок, сунул он свою ладонь Юрию. Тот смял ее и, блеснув в лунном свете зубами, спросил, окая сильнее обычного:

- Остаетесь?

Завел мотор, и над рекой посыпались выпуклые звуки. Катер лег на лунную дорогу.

XIII

Томимый путаными чувствами, Иванов вернулся к стану. Юля лежала на песке, изо всех сил раздувая костер. Пламя то робко вспыхивало, то умирало.

- Наверное, хотите доказать кому-то и что-то? - спросил Иванов.

- Я всю жизнь доказываю кому-то и что-то.

И когда затрещали ветви в ярых зубах огня, Юля, подняв над пламенем руки, повторила:

- Доказываю всю жизнь... а доказать не могу.