Истоки славянской письменности

Он называет его редуцированным, т. е. кратким, сокращённым, усечённым. По его наблюдениям, нормальное написание буквы «б» присутствует везде, где она передаёт звук «б». Но где имеется редуцированное написание данной графемы, она передаёт слоги «бо» или «бе» (в словах «бгу» (богу), «бъ» (бог), «дбеле» (дебеле)). В. А. Чудинов считает, что сокращённое начертание буквы «б» в велесовице — это не что иное, как повёрнутый вправо слоговый знак «пе» (II, 58; 496).

Необычное для кириллицы начертание буквы «н» с прямой поперечной перекладиной, оказывается, может вести своё происхождение от слоговой славянской письменности. В ней подобной графемой обозначался слоговый знак «нъ» (II, 58; 497).

Велесовская буква

передаёт, как мы помним, целых три звука: «о», «у» и «ъ». Иными словами, имеет место неопределённость звуковой нагрузки данной графемы. В. А. Чудинов отмечает, что «такое неразличение гласных звуков совершенно неизвестно для буквенной графики, но типично для слоговой. Более того, для передачи звука «о» слоговые тексты часто пользуются графемой «во» как в виде V, так и в виде О; знак велесовицы, по сути дела, представляет собой лигатуру из этих знаков, начертанных один над другим» (II, 58; 497).

Из слогового письма можно объяснить происхождение крестообразной буквы «т» велесовицы. В этом письме крестом обозначаются слоги «ть», «те», «ти» (II, 58; 497).

Буква «у» азбуки «Велесовой книги» имеет практически современное начертание. Такое начертание характерно для изображения «у» в слоговой графике (II, 58; 497).

Из слоговой графики в велесовицу попали знаки, обозначающие буквы «ц» и «ш» (II, 58; 497). Велесовские же «щ» и «ж» трактуются В. А. Чудиновым как лигатуры «ш» и «т» и двух букв «ш» соответственно, т. е. также выводятся им из слогового письма (II, 58; 497–498).

Наконец, буква «ять» велесовицы (как и кириллицы), по мнению В. А. Чудинова, также представляет собой лигатуру из Ь и I в горизонтальном положении. Тем самым в данном диграфе используется горизонтальная черта для обозначения «и», что опять-таки характерно для слогового письма (II, 58; 498).

Вывод исследователя таков: «Велесовица типологически старше кириллицы, представляя собой знаковую систему, удерживающую некоторые слоговые черты и тем самым до некоторой степени промежуточную между силлабарием и алфавитом» (II, 58; 498). И с этим выводом мы вполне согласны. Да, велесовица старше кириллицы. Добавим, что она ведёт своё происхождение не только от слоговой славянской графики, но и, на наш взгляд, от славянской руники.

* * *

Полный «беспредел». Таким новомодным термином охарактеризовал язык «Книги Велеса» современный исследователь Д. М. Дудко. Что же смущает учёных в языке этого письменного памятника? Язык этот противоречит многому из того, что известно о древнерусском языке и его эволюции.

Рассмотрим лингвистические аргументы противников подлинности «Книги Велеса» подробнее.

Заметим, что в полном объёме они сформулированы двумя учёными: в 1959 году Л. П. Жуковская, изучавшая только дощечку 16 А, отметила ряд черт, невозможных, по её мнению, в дренерусском языке IX века и говорящих о подделке. В 1990 году О. В. Творогов, познакомившийся с памятником в полном объёме, пришёл к ещё менее лестным для него выводам. Остальные исследователи, критикующие «Книгу Велеса», в той или иной мере опираются на выводы этих двух учёных.

«Как известно, — пишет Л. П. Жуковская, — языки развиваются во времени, но это развитие неодинаково реализуется в пространстве. В результате в определённое время и на определённой территории язык характеризуется сочетанием только ему присущих особенностей» (II, 16; 204). В IX веке, за памятник которого «Велесова книга» выдаётся, далее отмечает Лидия Петровна, у всех славян «бытовали только открытые (оканчивающиеся на гласный звук) слоги, носовые О и Э, особые звуки «ять», Ъ, Ь, после мягких согласных могли следовать только определённые гласные звуки, а после твёрдых — другие. Были и иные особенности фонетики и морфологии, позднее исчезнувшие или изменившиеся по разным языкам» (II, 16; 204).

Но в «Велесовой книге» «отражено смешение «е» и «ять», которое появится только в смоленских грамотах в начале XIII века» (II, 16; 205). Отмечены Л. П. Жуковской в тексте дощечки 16 А и другие поздние черты: «ы» после шипящих и «ц» (так называемый процесс отвердения шипящих и «ц»); «я» вместо

«юсы» то обозначаются через

и, то переходят в «е» или «у», как это значительно позже произошло в сербском языке (II, 28; 226), (II, 16; 205). Указывает она и на чисто грамматические ошибки: «при слове женского рода употреблено числительное в мужском роде; имеется ряд нелепостей в склонении существительных, в образовании причастий и т. п.» (II, 16; 205).