Истоки славянской письменности

Как полагает А. И. Асов, славянская руника имеет две разновидности: северную и южную. Северные руны славян схожи с германскими, что говорит о возможности заимствования славянами этих рун у германцев. Но это всего лишь возможность. Данная письменность и у германцев, и у славян могла происходить из общего источника. Мог иметь место и обратный процесс заимствования. Во всяком случае, «руны» — слово славянское.

Южные славянские руны происходят от пеласгийской письменности, так называемой пеласго-фракийской руники. Были ли пеласги непосредственными предками славян или нет, но позаимствовать их письменность через фракийцев, с которыми тесно общались, славяне могли.

Пеласгийское письмо послужило, по нашему глубокому убеждению, основой письменности этрусков, которые были ветвью пеласгов, и письменности греков. От письменности пеласгов ведёт своё начало и финикийский консонантный алфавит.

Позволим себе выдвинуть гипотезу: истоки северной и южной славянской руники едины. Это именно пеласгийское письмо. Древние реты, жившие в Альпах и к северу от них, отличные от кельтов и италиков, но родственные этрускам, были праславянами (протославянами). Они имели письменность, схожую с этрусской и, видимо, представляющую вместе с последней разновидности пеласгийского письма. С течением времени реты продвинулись на север, вышли к побережью Балтийского моря, где ими был основан город Ретра. У ретов-славян ещё в античную эпоху заимствовали свои руны германцы. Постепенное изменение самостоятельно развивавшейся в прибалтийских землях Европы письменности ретов привело к накоплению комплекса тех отличий, которые позволяют современным исследователям говорить о южной и северной разновидности славянской руники.

В свете выдвигаемой гипотезы становится понятной схожесть письменности этрусков, пеласгов, финикийцев, рун германцев и славян. У них единый исток — письмо пеласгов.

Есть основания полагать, что пеласгийская письменность первоначально носила слоговый характер. Во всяком случае, знаки теоретически разработанных славянских силлабариев также схожи с пеласгийским письмом. Распространяющееся на больших территориях благодаря расселению праславян-пеласгов, перенимаемое различными народами, оно развивалось у тех или иных народов по-разному. Менялся не только вид графем, добавлялись новые, исчезали старые, вводились иные их названия, но менялся сам тип письма. У финикийцев оно эволюционировало в консонантный алфавит, у греков и этрусков — в буквенно-звуковой. У германцев и части славян пеласгийская письменность трансформировалась в руны, представляющие на конечном этапе своего развития звуковое письмо. Другая часть славянских племён долгое время сохраняла слоговую письменность. Последняя постепенно сдавала свои позиции протокириллице и протоглаголице ещё в языческий период, будучи окончательно вытесненной кириллицей и глаголицей уже после утверждения христианства.

Сейчас известен любопытный памятник славянского письма. Он написан руникой, сочетающей черты северной и южной. Это «Боянов гимн». Правда, большинство исследователей считают его подделкой. Называется и имя фальсификатора — А. И. Сулакадзев, в книжном собрании которого «Боянов гимн» находился. Однако беспристрастный подход к вопросу позволяет выяснить следующее. Во-первых, все возможные мотивы, которые могли побуждать к фальсификаторской деятельности, в случае с А. И. Сулакадзевым не действовали. Его увлечение не приносило ему ни денег, ни славы. Как раз наоборот — материальные расходы и хулу. Незаметно по обстоятельствам жизни А. И. Сулакадзева, что он стремился пропагандировать какую-то новую концепцию отечественной истории, основанную на создаваемых им подделках: в его активе нет ни одного опубликованного произведения. И если уж применять к Александру Ивановичу термин «фальсификатор», то лично у нас возникает желание употребить вместе с этим термином определение «безмотивный».

Во-вторых, репутация А. И. Сулакадзева как «Хлестакова отечественной археологии» сложилась в основном благодаря высказываниям людей, по-настоящему не знакомившихся с его коллекцией, испытывавших к Александру Ивановичу буквально личную неприязнь. Кроме того, уровень профессионализма этих людей оставлял желать лучшего. Мы имеем в виду А. Н. Оленина и А. Х. Востокова.

В-третьих, не вызывает сомнения, что какие-то памятники, содержащие сфальсифицированные приписки, в коллекции А. И. Сулакадзева были. Но возникает вопрос: был ли он сам автором этих приписок, или рукописи в таком виде уже попадали в его собрание? Однако сам факт наличия в книжном собрании А. И. Сулакадзева нескольких письменных памятников, испорченных фальшивыми приписками, не обесценивает коллекции полностью. Во всяком случае, те осколки от неё, которые известны в наше время, представляют немалую ценность. Также известно, что какая-то часть коллекции была приобретена царской фамилией. Вряд ли русские цари стали бы приобретать ничего не стоящие подделки.