Иван Иванович Дмитриев был вообще очень сдержан и осторожен, но раз при докладе Государю ему случилось забыться. По окончании доклада он подал Императору заготовленный к его подписи указ о насаждении какого-то губернатора орденом. Александр почему-то поусомнился и сказал:
— Этот указ внесите лучше в комитет министров.
В то время подобное приказание было не в обычае и считалось исключением. Дмитриев обиделся, встал со стула, собрал бумаги в портфель и отвечал Государю:
— Если, Ваше Величество, министр юстиции не имеет счастья заслуживать вашей доверенности, то ему не остается ничего более, как исполнять Вашу Высочайшую волю. Эта записка будет внесена в комитет!
— Что это значит? — спросил Александр с удивлением. — Я не знал, что ты так вспыльчив! Подай мне проект указа, я подпишу.
Дмитриев подал. Государь подписал и отпустил его очень сухо. Когда Дмитриев вышел за дверь, им овладели раскаяние и досада, что он не удержался и причинил Императору, которого чрезвычайно любил, неудовольствие. Под влиянием этих чувств он вернулся и отворил дверь кабинета. Александр, заметив это, спросил:
— Что тебе надобно. Иван Иванович? Войди.
Дмитриев вошел и со слезами на глазах принес чистосердечное покаяние.
— Я вовсе на тебя не сердит! — отвечал Государь. — Я только удивился. Я знаю тебя с гвардии и не знал, что ты такой сердитый! Хорошо, я забуду, да ты не забудешь! Смотри же, чтоб с обеих сторон было забыто, а то, пожалуй, ты будешь помнить! Видишь, какой ты злой! — прибавил он с милостивой улыбкой. (1)
Дмитриев при назначении своем министром юстиции имел всего лишь Анненскую ленту. Однажды, находясь у Государя, он решился сказать ему:
— Простите, Ваше Величество, мою смелость и не удивитесь странности моей просьбы.
— Что такое? — спросил Александр.
— Я хочу просить у вас себе, Александровской ленты.
— Что тебе вздумалось? — сказал Государь с улыбкой.
— Для министра юстиции нужно иметь знак вашего благоволения: лучше будут приниматься его предложения.
— Хорошо. — отвечал Александр, — скоро будут торги на откупа, — ты ее получишь.
Так и сделалось.
Когда Дмитриев пришел благодарить Императора, то он, смеясь, спросил его:
— Что? Ниже ли кланяются?
— Гораздо ниже, Ваше Величество. — отвечал Дмитриев. (1)
Ко времени приезда Императора Александра в 1818 году в Пензу в этот город собран был весь 2-й пехотный корпус. В Пензу прибыл и главнокомандующий 1-й армией, граф, а впоследствии князь, Сакен, вместе с начальником своего штаба Толем. Командиром собранного в Пензе корпуса был князь Андрей Иванович Горчаков. Наехавшие высшие военные чины при общей чистоте города не могли не обратить внимания на неприглядный вид местности, прилегающей к архиерейскому дому. Главнокомандующий Сакен счел со своей стороны нужным напомнить тогдашнему пензенскому архиерею Амвросию (Орнатскому) о поправках по архиерейскому дому и об очистке примыкающей к нему местности. Он послал к нему одного из своих адъютантов с поручением просить его об исправлениях по архиерейскому дому.
— Ваш генерал — немец, — сказал Амвросий адъютанту Сакена, — потому и не знает, что русские архиереи не занимаются чисткой улиц и площадей: их дело очищать души; если хочет генерал, чтобы я его почистил, пусть пришлет свою душу.
— Но ведь Его Величество увидит безобразие на площади. — заметил полицмейстер.
— Прежде чем Император увидит площадь, — отвечал Преосвященный, предстанете пред ним вы и губернатор, а безобразнее вас обоих в Пензе нет ничего. (1)
В 1807 году, во время пребывания своего в Вильно. Император Александр поехал однажды гулять верхом за город и, опередив свою свиту, заметил на берегу реки Вилейки несколько человек крестьян, которые что-то тащили из воды. Приблизившись к толпе, Государь увидел утопленника. Крестьяне, приняв Царя за простого офицера, обратились к нему за советом, что делать в этом случае. Александр тотчас соскочил с лошади, помог им раздеть несчастного и начал сам тереть ему виски, руки и подошвы. Вскоре подоспела свита Государя, среди которой находился и лейб-медик Вилье. Последний хотел пустить утопшему кровь, но она не пошла. Александр продолжал тереть его, однако он не подавал ни малейшего признака жизни. Вилье, к величайшему огорчению Государя, объявил, что все дальнейшие старания возвратить утопленника к жизни будут напрасными. Александр, несмотря на усталость, просил Вилье попробовать еще раз пустить кровь. Лейб-медик исполнил его настоятельное желание, и, к удивлению, кровь пошла, и несчастный тяжело вздохнул. Император прослезился от радости и умиления и, взглянув на небо, сказал:
— Боже мой!
Возвращенному к жизни продолжали подавать деятельные пособия. Вилье старался удержать кровь, которой вытекло уже довольно. Государь разорвал свой платок, перевязал руку больного и оставил его не прежде, как уверившись, что он вне опасности. По приказанию Александра бедняк был перенесен в город, где Император не переставал заботиться о нем и по выздоровлении дал ему средства к безбедному существованию.