Читаем Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания полностью

Гао Цзянь-ли переменил фамилию и имя и скрылся в Сунцзы[95], нанявшись там в виночерпии. Немало утомленный этой работой, он [как-то] услышал, что некий почтенный гость в доме хозяина играет на гуслях. В нерешительности он бродил поблизости, не в силах уйти, приговаривая при каждом ударе струн: «Это хорошо, а вот это не получается». Люди из охраны доложили об этом хозяину: «Ваш виночерпий, оказывается, разбирается в музыке, он осмеливается судить о том, что правильно, а что неправильно в исполнении».Тогда его призвали в дом, посадили перед гостями и попросили сыграть на гуслях. Его игра понравилась, ему поднесли вина. Гао Цзянь-ли в тот момент подумал, что он уже давно скрывается в безвестности и, связанный соглашением о найме, может так и остаться в работниках. И тогда он покинул гостей, достал из своей коробки гусли и лучшую одежду и в этом новом обличье предстал перед гостями. Все гости были поражены, они сошли со своих мест и стали обращаться с ним как с равным, считая его почетным гостем. Он ударил по струнам и запел. И не было ни одного гостя, который бы не ушел заплаканным. После этого многие в Сунцзы стали приглашать его. Вести [о его игре] дошли до Цинь Ши-хуана. Тот повелел привести [Гао] к себе. Один из придворных [46] узнал его и воскликнул: «Да это же Гао Цзянь-ли!» Цинь Ши-хуан, которому игра Гао понравилась, пожалел его, помиловал, но повелел выколоть ему глаза. Он приказывал ему играть на гуслях и каждый раз хвалил его игру. Постепенно он приблизил его к себе. И вот однажды Гао Цзянь, положив внутрь своего инструмента свинец, подошел к правителю и, подняв гусли, ударил ими Цинь Ши-хуана, но промахнулся. Гао Цзянь-ли был казнен, а император в дальнейшем до конца своих дней не приближал к себе кого-либо из лиц, прежде служивших чжухоу.

Лу Гоу-цзянь, узнав о том, что Цзин Кэ неудачно покушался на циньского вана

, воскликнул: «Эх! Как жаль, что он не освоил в достаточной мере искусства владения мечом! Как плохо я разбираюсь в людях. В свое время я в гневе накричал на него, и он, конечно, считал меня недостойным человеком!»[96].

Я, тайшигун, скажу так.

Когда некоторые говорят о Цзин Кэ[97], то вспоминают [о том, как] он выполнил волю наследника Даня. Другие называют эту историю «с неба падало зерно, у лошадей вырастали рога»[98]

, но это неправильно. Говорят еще, что Цзин Кэ якобы ранил циньского вана, но [и] это неправда. Когда-то Гунсунь Цзи-гун и Дун-шэн общались с Ся У-цзюем[99] и таким образом узнали об этих событиях. Так они рассказывали их мне. У некоторых из описанных мною пяти человек, от Цао Мо до Цзин Кэ, замыслы удавались, у других — не удавались, но устремления их были ясными, и они остались верны им до конца. И неудивительно, что их имена дошли до последующих поколений.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Ли Сы ле чжуань

— Жизнеописание Ли Сы[100]

Ли Сы был уроженцем Шанцая в Чу[101]. В молодости он служил там мелким чиновником. Нередко ему приходилось видеть, как в отхожем месте для чиновников на их подворье крысы поедали нечистоты, а завидев людей или собак, испуганно разбегались. В то же время, приходя на склад, он замечал, что живущие там крысы спокойно поедают зерно, не испытывая никаких притеснений от людей или собак. Наблюдая это, Ли Сы со вздохом говорил: «[У людей], как и у крыс, способен человек или бесталанен — полностью зависит от того, где он находится».

Затем [он] под руководством Сюнь Цина[102]

стал изучать искусство [управления] императоров и ванов [древности]. Завершив обучение, [Ли Сы] посчитал, что идти служить чускому вану не стоит, а другие шесть княжеств слишком слабы, чтобы там можно было проявить себя; поэтому он решил отправиться на запад, в Цинь. При расставании [он] сказал Сюнь Цину: «Я, Сы, слышал, что удобный случай нельзя упускать. Ныне, когда идет борьба между княжествами, которые владеют десятью тысячами боевых колесниц, странствующие советники вершат у них [важнейшие] дела. Ныне циньский ван намеревается поглотить Поднебесную и управлять ею, назвав себя императором. Наступило время странствующих советников из незнатных людей в полотняных одеждах и изгнанников. Для человека низкого положения думать о том, стоит действовать или нет — все равно что поймать оленя и [просто] смотреть на его мясо. Тот, кто зовется человеком, должен действовать со всей силой. [Ведь говорят]: «Нет большего позора, чем быть презренным и ничтожным, нет большего горя, чем быть бедным». И истинному мужу негоже долго пребывать в низком положении и нищете, отрицать окружающий мир и ненавидеть выгоду, предаваясь недеянию. Поэтому я, Сы, отправляюсь на запад, чтобы стать советником циньского вана». [48]

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги
Parzival
Parzival

Примечания А.Д. МихайловаМонументальный роман Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» («Рarzival») написан в первом десятилетии XIII в. Сохранившись в нескольких рукописях, роман был напечатан уже в 1477 г. В следующие столетия интерес к «Парцифалю» постепенно уменьшился, и книга была почти забыта. Ее новое издание (осуществленное X. Миллером) появилось в 1744 г., но не привлекло широкого внимания, равно как и пересказ романа гекзаметрами, выполненный Йоганном Яковом Бодмером (1698-1783) и напечатанный в 1753 г. Первое научное издание «Парцифаля» было подготовлено крупнейшим немецким исследователем К. Лахманом (1833), в 1870-1871 гг. вышло новое критическое издание романа, осуществленное К. Барчем. В 1903 г. Альберт Лейцман подготовил новое трехтомное издание «Парцифаля», затем несколько раз переизданное. (Wolfram von Eschenbach, Parzival, herausgegeben von Albert Leitzmann, 5. Auflage. Halle, 1955).Опираясь на издание А. Лейцмана, выполнен настоящий перевод. Учитывая огромные размеры книги (в отдельных списках до 25 000 стихов), перевод этот – неизбежно сокращенный. Переводчик стремился передать не только основное содержание романа, но и его стилистические особенности – несомненный налет импровизации, отразившейся в отступлении от строгого ритмического рисунка стиха, в разговорных интонациях, повторах и т. п. При сокращении текста не опущен ни один из существенных эпизодов книги, в ряде мест вместо точного перевода дан краткий – стихотворный же – пересказ. Эти места обозначены отточиями. На русский язык роман Вольфрама в таком объеме еще не переводился.(c) Copyright Вольфрам фон Эшенбах, 1210(c) Copyright Лев Гинзбург, сокр. перевод со средневерхненемецкого.Date: 1200-1210 гг. (XIII век)Изд: «Средневековый роман и повесть» – М., «Худ. лит.», 1974 г.OCR, Spellcheck: Николай Браун, 13 мая 2005.

Wolfram von Eschenbach , Wolfram Von Eschenbach

Древневосточная литература / Европейская старинная литература / Древние книги
Непрошеная повесть
Непрошеная повесть

У этой книги удивительная судьба. Созданная в самом начале XIV столетия придворной дамой по имени Нидзё, она пролежала в забвении без малого семь веков и только в 1940 году была случайно обнаружена в недрах дворцового книгохранилища среди старинных рукописей, не имеющих отношения к изящной словесности. Это был список, изготовленный неизвестным переписчиком XVII столетия с утраченного оригинала. ...Несмотя на все испытания, Нидзё все же не пала духом. Со страниц ее повести возникает образ женщины, наделенной природным умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Конечно, она была порождением своей среды, разделяла все ее предрассудки, превыше всего ценила благородное происхождение, изысканные манеры, именовала самураев «восточными дикарями», с негодованием отмечала их невежество и жестокость. Но вместе с тем — какая удивительная энергия, какое настойчивое, целеустремленное желание вырваться из порочного круга дворцовой жизни! Требовалось немало мужества, чтобы в конце концов это желание осуществилось. Такой и остается она в памяти — нищая монахиня с непокорной душой...

Нидзе , Нидзё

Древневосточная литература / Древние книги