Однажды утром, посмотревшись в зеркало, барон обнаружил, что на голом черепе у него вырос белокурый волосок. На следующее утро волосков уже было двадцать. Еще через неделю разгладились морщины: барон, походивший на старую черепаху, теперь с удовольствием прикасался к своим гладким и упругим щекам.
— Гульельмо, — сказал он, — у меня такое впечатление, что мои красные кровяные шарики задвигались веселее. Уже которую неделю моя язва двенадцатиперстной кишки благодушествует, словно у нее отпуск. Когда я поднимаюсь по лестнице, сердце мое уже не рвется из груди, бронхи и легкие ведут себя примерно. И желчный пузырь перестал беспокоить. Что ты на это скажешь?
— С вашего позволения, господин барон, скажу, что радоваться пока рано, — ответил Гульельмо.
Спустя месяц барон Ламберто вдруг остановился посреди парадного зала.
— О! — воскликнул он удивленно. — Я же забыл обе свои палки с золотыми набалдашниками! Оказывается, я могу держаться на ногах и ходить без всяких палок. Еще немного, и я снова начну плавать.
Гульельмо достал из кармана записную книжку, где в алфавитном порядке были перечислены все двадцать четыре болезни господина барона — от первой до последней.
— Поглядим, — сказал он. — Болезнь номер один — атеросклероз.
— Прошел.
— Номер два — деформирующий артрит.
— Посмотри сам на мои руки.
Так вместе они проверили весь список. Барон был здоров, как рыба, живущая в пока еще не загрязненном водоеме. Вообще достаточно было взглянуть на этого человека: кто бы дал ему больше сорока пяти?
— Помогло! — торжественно произнес Гульельмо. — Старый араб был прав, ведь он сказал: «Человек, чье имя произносится постоянно, смерти неподвластен».
— Сегодня вечером, — воскликнул барон, — я угощаю всех друзей самым лучшим отваром ромашки из моей коллекции!
А наверху, на чердаке, все шло своим чередом:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
Надо сказать, что в Риме жил племянник барона, порочный и ветреный молодой человек по имени Оттавио, который всю жизнь только и делал, что бил баклуши и пил газированную воду, так что в конце концов промотал все свое состояние. Долгов у него было больше, чем карманов.
У меня же есть дядя Ламберто, подумал он однажды. Съезжу-ка я к нему и посмотрю, как там дела. По моим подсчетам, он должен со дня на день отправиться на тот свет, а я — его единственный наследник. Пускай даже не завещает мне всех своих банков. Хватит и парочки. Ну, и столовое серебро…
Сел он в машину, включил мотор и в тот же вечер прибыл к озеру. Переправился на лодке на остров и постучался в дверь виллы. Открыл ему молодой человек лет тридцати, от силы — тридцати двух, в костюме для подводного плавания.
— Доложите обо мне барону Ламберто…
— Оттавио, мой дорогой племянник, единственный сын моей единственной сестры, неужели ты не узнал своего дядю?
Оттавио от изумления упал в обморок. А когда пришел в себя, то извинился и воскликнул:
— Дядя Ламберто, теперь я вижу, что это действительно ты!
— Ну ладно, — сказал барон, — сейчас я тебя ненадолго покину: хочу совершить перед сном небольшую прогулку под водой. Гульельмо приготовит тебе ужин и комнату. Чао!
Чтобы прийти в себя, Оттавио съел три тарелки ризотто с грибами, но, так и не успокоившись, подумал: положение катастрофическое, дядюшка не только не собирается умирать, но и обрел вторую молодость. Как же я расплачусь с долгами? Как теперь куплю себе новый лимузин? Нужно действовать. И без промедления!
Первое, что он сделал, — спрятал в карман большой нож, которым Гульельмо разрезал за столом жареную курицу. А ночью, услышав, что дядя Ламберто захрапел, вошел в его комнату, вытащил нож и — чик-чик! — перерезал ему горло. После чего спокойно отправился спать.
Утром его разбудило чье-то пение:
Боже праведный! Это был дядя Ламберто, живехонький. В матросском костюме. На шее не осталось и царапины.
— Эй, Оттавио, отчего бы нам не прогуляться по озеру под парусом?
Оттавио извинился и сказал, что страдает морской болезнью и что лучше уж посидит дома.
На следующую ночь Оттавио решил пустить в ход автоматический карабин, который он утащил из оружейного зала. Дождался, когда дядя Ламберто захрапит, подошел к его кровати, приставил дуло к самому сердцу спящего и выпустил семь пуль. Потом преспокойно отправился спать, подумав: посмотрим, что ты запоешь теперь.
Но как вы думаете, кто разбудил его рано утром? Дядя Ламберто, весело, будто молодой дрозд, распевавший песенку:
На этот раз барон вышел в плавках. На груди его не было следа даже от комариного укуса.
— Ну-ка, Оттавио, — весело сказал он, — кто сделает больше кругов брассом по озеру? Предупреждаю, я проплываю три круга без передышки.
Но племянник ответил, что от озерной воды у него крапивница, и опять остался дома. В задумчивости бродил он по вилле, пока не очутился возле рояля. И вдруг услышал: «Ламберто, Ламберто, Ламберто…»