Истории из предыстории. Сказки для взрослых

— Да что вы, я и за восемь лет туда не доберусь, — сказал Пьетро.

— А растительность там есть? — полюбопытствовала Донателла.

— Конечно, — вмешалась чайка. — Там густые леса, пресноводные ручьи, плодовые деревья…

— Коли так, мы двинемся туда, — решил Гаэтан.

— А сил у вас хватит? — спросила чайка. — Имейте в виду: по дороге вам не встретится ни клочка суши, где можно было бы передохнуть. Да и с пути легко сбиться.

— Почему бы вам не остаться здесь? — подхватил рак.

— А вот почему. — Гаэтан показал на старые, полинявшие от воды и полузасыпанные песком пустые гильзы.

— A-а, это стреляли в перепелов. Каждый год они садятся здесь отдохнуть после долгого перелета, тут-то охотники их и подкарауливают. Но вы же не перепела.

— Мы для того и покинули родные края, чтобы не видеть больше этих проклятых гильз, — заявил Гаэтан.

— Если хотите долететь до острова, вам надо набраться сил, — сказала чайка. — Перед дорогой не наедайтесь. Когда взлетите, держитесь все время прямо, пока впереди не увидите свет, который то зажигается, то гаснет, — примерно на полпути вы его заметите. Это маяк, он будет вам ориентиром. А смотритель маяка любит животных, его бояться не надо. К утру будете на месте, если продержитесь.

— Ты хочешь сказать, лететь надо ночью? — удивился Культя.

— Да. Днем солнце слишком сильно припекает, перышки подожжете… Как прибудете на место, найдите альбатроса Ника. Это мой брат, он вас примет как родных.

11. Последний рывок

Они летели уже часа два. На небе зажглись звезды, а света маяка не было видно даже на горизонте. Дул встречный ветер, и чем выше, тем яростней он на них обрушивался. Тогда они спустились почти к самой воде, но здесь их обдавало брызгами, которые застили глаза и пропитывали крылья соленой влагой, отчего они делались тяжелыми.

Но самое страшное — неведение: летишь и не знаешь, куда, сколько тебе еще лететь, а остановиться негде. Похожее ощущение возникает в горах во время тумана или бури. Культя мечтал теперь только о доске, о каком-нибудь обломке, где бы можно было приткнуться на минуту, всего на одну минуту. Но под ними не было ничего, кроме взбаламученного моря. Внезапно впереди показался свет, более яркий и близкий, чем сияние звезд. Он загорался и гас через равные промежутки времени — точь-в-точь как говорила чайка. У Донателлы вырвался вздох облегчения, и все трое с новыми силами ринулись вперед. Светящаяся точка приближалась быстрее, чем они рассчитывали, и, приблизившись к ней почти вплотную, они поняли свою ошибку. Это был не маяк, а носовой фонарь рыболовного судна. По палубе сновали люди.

— Что будем делать? — спросил Культя. — Меня крылья не держат.

— Но ведь там люди! Они нас заметят.

— Я больше не выдержу, ты понял? Маяка и в помине нет, а я не в силах даже двинуть крылом. Здесь по крайней мере можно спрятаться, отдохнуть, а завтра полетим дальше. Устроимся на мачте, и, пока темно, никто нас не заметит.

— А может, он прав? — робко проговорила Донателла.

— Да, но корабль движется, и, когда настанет день, мы уже не увидим свет маяка. Как мы тогда отыщем дорогу?

— Ты тоже прав, — согласилась Донателла. — Тогда присядем хоть ненадолго.

— Ладно, — сказал Гаэтан. — Только тихо. И всего на несколько минут. Чур не спать!

Один за другим они опустились на мачту, верней, на реи и, к счастью, остались незамеченными. Внизу люди ужинали, гремя ложками о жестяные миски. Какой-то парнишка играл на гитаре и пел вполголоса. А над штурвальным колесом застыл, словно каменный, старик, пристально вглядываясь в даль.

Гаэтан очнулся первым. Даже он не смог противиться нежным, убаюкивающим звукам музыки. Еще не рассвело, но слабые блики на горизонте предупреждали его, что медлить больше нельзя. Корабль будто вымер, только человек у штурвала стоял все так же неподвижно и напряженно.

— Пора, — шепнул Гаэтан.

Культя зевнул и покачал головой.

— Я остаюсь. Догоню вас завтра.

— Через час свет маяка уже не будет виден.

— Ну и пусть. Я хочу спать.

— Я с тобой, — сказала Донателла. — Но мне страшно.

— Это последнее усилие, клянусь тебе.

Он знал, что так и будет. Увидят они свет маяка или нет, достигнут острова своей мечты или погибнут, это все равно будет их последнее усилие, последний рывок на пути к свободе.

— Счастливо вам, — сказал Культя. — У меня от этой влажности мозжит рана в ноге. Если сумею, нагоню вас. А нет — прощайте.

Донателла, рыдая, простилась с Культей, Гаэтан тоже прослезился. Сперва он хотел настаивать, но, поглядев на распухшую культю, просоленные крылья, изрядно пощипанные перья — свидетельство былых битв в заказнике «Прекрасное око», — понял, что товарищ не сможет последовать за ними. Как ни горько, но участь Культи, видимо, предрешена.