В тот день, когда Аничето отправился бродить по свету, разыгралась буря: гремел гром, сверкали молнии и с неба обрушивались на землю огромные, с куриное яйцо, градины, и дорога поэтому стала совсем белой. Бедный изгнанник, покинувший родные места, брел и брел по дороге, пока не набрел на монастырь братьев-миноритов. Постучусь-ка я к ним, подумал Аничето. Настоятель монастыря принял его с распростертыми объятиями. По двум причинам: во-первых, глаза у Аничето были такие ясные, кроткие, ну прямо как у овечки, а во-вторых, настоятель решил, что герб Ансперти весьма украсит его монастырь и уж наверняка скоро начнут поступать пергаменты с перечислением богатых даров.
Шли месяцы. Аничето обрабатывал землю и читал священное писание. Он прочел, что в аду богачам вливают в глотку расплавленное золото и серебро. Это дело на веки вечные поручено в наказание Сатане, Вельзевулу, Астароту, Алиабуту и Асмодею. Так им, богатеям, и надо, думал Аничето. Жизнь его текла мирно, спокойно. Но однажды вызывает его к себе настоятель посоветоваться по одному мирскому делу: ведь такой высокородный господин должен хорошо разбираться в мирских делах.
— Да пребудет с тобой Господь всегда, брат мой, — обратился настоятель к Аничето. — Налагаю на тебя новую епитимью. Ты на время покинешь нашу обитель и пойдешь по базарам торговать монастырским добром.
У высокого белокурого Аничето загорелся в глазах непокорный огонек; он посмотрел на настоятеля в упор, но, стиснув зубы, повиновался.
На базар он отправился в компании брата Джиральдо и двух красивых, тучных коров. (Эконом монастыря надумал их продать потому, что они давали совсем мало молока, да и то горчило.) Долго шли они все по безлюдным полям и лугам, пока не добрались до базара. Покупателей набежало много: смотрели рога, хлопали по бокам, заглядывали в зубы. И удивлялись:
— По зубам им лет пять, не больше. Чего это вы их продаете?
Аничето всем отвечал:
— Да они почти не дают молока. Наш монастырь, слава богу, пока не настолько обеднел, чтобы продавать дойных коров!
И покупатели уходили. Когда монахи вернулись в обитель с непроданными коровами и надо было держать ответ перед настоятелем, брат Джиральдо, конечно, доложил о том, как Аничето отпугивал покупателей.
— Как же так, брат Аничето? — покачав головой, с упреком спросил настоятель.
Тот молчал, но мысль о справедливости не давала ему покоя, подтачивала мозг, как жук — дерево. Ну что с ним будешь делать? — думал настоятель, глядя на Аничето, который упорно не отрывал глаз от своих сандалий. Порой из ничего рождаются блестящие идеи… Вот и настоятель, посмотрев на сандалии Аничето, вдруг нашел выход из положения.
— Вина тут моя, брат, — обратился он к Аничето. — Я сразу не понял, чего Господь от тебя хочет. А хочет он, чтобы ты, согласно завету святого Франциска, стал образцовым нищим. Отныне будешь просить подаяние на благо монастыря.
На другой день Аничето надел клобук, повесил на плечи две сумы и пустился в путь. Было это летом, в воздухе жужжали огромные болотные комары, по обочинам дороги шелестели листвой пышные тополя, а в земле чернели норы кротов. Аничето любил землю, поля и леса, но они не могли ответить ему тем же, потому он и был одинок. А больше всего на свете он любил справедливость, думал о ней неотступно, но она не могла ему ответить тем же, потому он и был одинок.
Люди давали ему зерно, сыр, каштаны, орехи, картофель. Он ходил от хижины к хижине, от селения к селению. Но его переметные сумы не всегда были полны, потому что Аничето ни разу не приблизился к самому богатому дому во всей долине — к замку, где жили могущественные ломбардские купцы, торговавшие и по ту сторону Альп, владельцы земель, на которых в поте лица трудилось больше трехсот крестьян. «Они сродни моим братьям», — говорил себе Аничето и всегда обходил замок стороной.
Долго ли, коротко, вызывает его к себе настоятель.
— Послушай, брат Аничето, монастырь наш разрастается, а запасы не прибывают. Мало нынче в людях щедрости, милосердия. Дошел до меня слух, что ты ни разу не постучался в ворота замка. В чем тут причина, скажи?
— От замка на всю округу несет воровством, — ответил Аничето.
— Вот что, брат, тесто без дрожжей не взойдет, но переложи их, и оно скиснет. А потому не суди слишком строго. Во всем нужна мера.
— Богатые правой рукой дают, а левой отнимают, — пробормотал себе под нос Аничето.
Но настоятель все же расслышал.
— Не все люди одинаковы.
— Люди не все, а коршуны все, — ответил Аничето.
— Довольно красивых слов, ты же не поэт. Оставь коршунов в покое, позаботься лучше о пропитании твоих собратьев.
— Да я скорей в Миланский собор пешком пойду, чем в тот замок.
— Идти пешком в Милан глупо и бесполезно. Постучи в ворота замка, и увидишь: ослу не увезти всего, что владельцы нам пожертвуют.
К радости настоятеля, Аничето на этот раз ничего не возразил.
И вот пошел он опять месить пыль по дорогам и селениям. Заходил в крестьянские лачуги, в лавки, беседовал с ремесленниками, которые отливали стрелы, с гончарами, обжигавшими глиняные сосуды, и только в замок ни ногой.