— Я очень редко играю Шопена, и то, как правило, этюды. От мазурок всегда погода портится. А кстати, почему вы с таким упорством меня преследуете?
— Любопытно тебе? Ладно, скажу. В последнее время с огородов пропало множество пугал. Свыше двадцати, если быть точным. Несколько свидетелей мужского и женского пола обвиняют тебя. Муниципалитет уже приобрел веревку, чтоб тебя повесить. А среди столяров объявлен конкурс на лучший гроб. С ворами у нас строго.
Билл Пианино задумался. Он и сам замечал, бродя по горам и долинам, что огородные пугала как-то поредели. Он мог бы поклясться, что их не трогал, но молчит. Лишь исполняет перед сном «Лесные сцены» Шумана и, накрыв верное пианино клеенкой, спокойно залезает в подбитый мехом спальный мешок. Шериф тоже устроился неподалеку — с коварным умыслом схватить Билла, когда тот крепко заснет. Однако, не дождавшись, уснул первым. Услышав его храп, Билл погрузил пианино на коня, вскочил в седло и вновь двинулся берегом Миньоне, бездумно катящей вдаль свои воды.
Ехал он, ехал и добрался до минерального источника; здесь он спешился, чтобы напиться. Вода эта целебная, способствует пищеварению, а это, как известно, не последнее дело. И в самом деле, пока он пил воду, его вдруг осенило: ведь с ближнего поля недавно тоже украли пугало, почему бы не сходить туда на разведку? При осмотре места преступления Билл обнаружил неоценимую улику — кусочек мыла-дезодоранта «Белник», известного больше под рекламным названием «Друг юных дев».
«Билл, — сказал сам себе одинокий ковбой, — мыло такой фирмы огородное пугало не могло обронить. Скорее всего, этот обмылок принадлежит лицу мужского или женского пола, которое заботится о гигиене подмышек, а также слушает рекламные передачи. Ищи транзистор, и ты отыщешь вора».
Он пустил коней рысью, про себя повторяя Гольдберговские вариации Баха (в особенности пятнадцатую, канон в квинте от конца к началу и анданте с двумя бемолями в ключе) и одновременно окидывая внимательным взглядом окрестные поля. Он спускался в каньон Терме-ди-Стильяно, устремлялся по отрогам Скаметте, бродил между развалин Монтерано. И так много дней и ночей скакал, останавливаясь лишь для того, чтобы сполоснуть ноги в водах Миньоне: на равнине она замедляет свой бег, образует небольшие озерки, справедливо называемые на местном наречии копытцами. Билл сполоснул ноги в Татарском копытце, в копытце Томмазино, в копытце Козопаса, названном так в честь пастуха, который утонул, пытаясь спасти козу (с Биллом, который втайне от всех установил мировой рекорд в заплыве на пять метров стилем баттерфляй, такого бы, конечно, не случилось). И вот в один прекрасный день Билл на всем скаку осадил коней и с улыбкой спросил себя: «Неужто я ошибаюсь и это не увертюра к „Садко“ в исполнении оркестра под управлением Пьеро Пиччони? Нет, я не ошибаюсь. Где увертюра к „Садко“, там и транзистор. А где транзистор, там и мыло. А где мыло, там и вор».
Музыка привела Билла к этрусскому захоронению, брошенному на произвол судьбы Ведомством по охране изящных искусств и памятников старины. Билл спрыгнул с коня, но верное пианино пока что сгружать не стал. Подкрался к зеву пещеры. Прислушался. Вгляделся. В общем, оценил ситуацию. Но не так, как следовало: в ветвях растущего рядом дуба притаился шериф и, как всегда, успешно делал вид, будто его здесь нет. Берегись, Билл! Но поздно. Шериф накинул на него лассо и даже позволил себе улыбнуться сатанинской улыбкой.
— Теперь, Чужак, я не дам ни цента, ни полпинты пива за твою голову! Можешь распрощаться со своим пианино. Сколько раз тебе повторять: музыка никому не нужна! Баран и тот полезней твоего Баха — для пастуха, во всяком случае.
Услышав такие слова в адрес великого композитора, Билл зашелся от ярости.
— Ты еще подавишься своими словами, шериф! — воскликнул он.
Шериф расхохотался ему в лицо… Потом спрыгнул с ветки прямо в седло, совсем как в кинофильмах про ковбоев. И тут из этрусского склепа выскочил отважный юноша. Он перерезал лассо своим скаутским ножом, в котором имеются также штопор, пилочка для ногтей и газовая зажигалка. И когда шериф пришпорил коня и помчался к Тольфе, то поволок за собой лассо, но уже без пленника.
Юноша пригласил Билла в склеп вместе с конями и его верным пианино. А тем временем шериф почувствовал, что веревка уж чересчур легка, обернулся и увидел… корову, которая мирно паслась на лугу. Шериф в ярости дал бы себе пинка, если б смог. На всякий случай он вернулся и потребовал у коровы документы, чтобы удостовериться, не переодетый ли это Билл Пианино. Корова в ответ издала вежливое и многозначительное «Му-у», смысл которого шерифу расшифровать так и не удалось.
В склепе Билл и его храбрый спаситель представились друг другу:
— Я — Билл из Ориоло.
— Очень рад познакомиться. Меня зовут Винченцино.
Из тьмы склепа выступила еще одна фигура.
— А вы? Тоже Винченцино? — в шутку спросил Билл.
— Нет, я — Винченцина, — ответил женский голос.