Истории из предыстории. Сказки для взрослых

Но никому не удается выговорить слово «любовь». Все впадают в черную меланхолию, но из сада внезапно доносится усиленный репродуктором голос Освальдо:

— Протестую! Вы применили оружие, запрещенное конвенцией Сан-Ремо! Это гипноз! Ни я, ни мои люди не в силах произнести слово из шести букв, которое начинается на «эл» и кончается на «овь». Если вы не прекратите свои преступные действия, я обрушу на виллу сорок восемь роялей!

— Освальдо! — плачущим голосом взывает Альберто Альберто. — С нами случилось точно такое же несчастье! Если я лгу, пусть прольется… свекровь.

— Что?! Ты, верно, хотел сказать «новь»?

Вы уже догадались, что Альберто Альберто и Освальдо не могут больше выговорить не только слово «любовь», но и «кровь». А ведь эта рифма, несмотря на жесточайшие раздоры, и принесла обоим всемирную славу.

Война мгновенно прекращается. Поэты и композиторы из двух враждебных лагерей отправляются на все четыре стороны искать утерянные слова.

— Доставьте их живыми или мертвыми! — повелевают оба главаря.

И те обшаривают кустарники, обыскивают пещеры, устраивают облавы в Национальном парке Абруцци, роют тоннель в Альпах… Но слова «любовь» и «кровь» бесследно исчезли.

Поиски продолжаются шесть месяцев и еще сто двадцать дней, после чего их приходится прекратить из-за нехватки средств. Альберто Альберто и Освальдо истратили все свои сбережения и вконец разорены. Они бродят по улицам, просят подаяние.

Их подчиненные промышляют грабежом. Оскар еще держится на плаву с помощью слез Плакучего Поэта. У него осталось семь гектолитров, но теперь их уже нелегко сбывать: мошенник выдает их за лосьон от выпадения зубов.

Однако специалисты утверждают, что слова «любовь» и «кровь» никуда не девались, не утеряны, не украдены — просто они поистерлись от чрезмерного употребления и превратились в крохотные обмылки, которые незаметно для нас исчезают в сливе ванны под мрачный рокот грязной воды.

Чью нить прядут три старушки?

Ох и мстительны же были эти древние боги! Однажды Юпитер ненароком обидел Феба. Красавец Феб затаил обиду и при первом же удобном случае в отместку Юпитеру перебил немало Циклопов.

Не надо путать божий дар с яичницей, скажете вы: Циклопы к Юпитеру не имеют никакого отношения.

А вот и имеют. Циклопы, да будет вам известно, поставляли на Олимп молнии. И Юпитер очень ими дорожил, ведь молний столь высокого качества не выпускала больше ни одна фирма. Когда Юпитеру доложили, что Феб лишил его таких поставщиков, громовержец не на шутку рассердился и вызвал Феба на ковер. Фебу пришлось подчиниться, ибо Юпитер — самый главный из богов.

— Ты совершил преступление, — сказал он. — И будешь отбывать наказание на земле. В течение семи лет станешь прислуживать Адмету, царю Фессалийскому.

Делать нечего — Феб отправился в ссылку. Юноша он был толковый, исполнительный и в доме Адмета всем полюбился. С самим царем они вскоре стали большими друзьями. Семь лет пролетели, и Фебу было разрешено вернуться на Олимп. Идет он по дороге к дому и вдруг слышит: кто-то его окликает сверху. Задрал голову — на балконе прядут три старушки.

— Как поживаете? — вежливо поинтересовался он. — Ревматизм не очень мучает?

— Да ничего, грех жаловаться, — отвечают старушки.

(Вы, конечно, уже догадались, что это были не простые старушки, а парки — те самые богини, которые определяют судьбу человека с рожденья и до смерти. Прядут они, прядут нить жизни, а потом — чик! — обрежут ее, и пиши завещание.)

— Ого, сколько вы напряли! — удивился Феб.

— Да. Вот эту почти закончили. Знаешь, чья она?

— Чья?

— Царя Адмета. Ему осталось жить два-три дня.

Ах, бедняга, думает Феб. Я оставил его в добром здравии, а ему, выходит, скоро конец!

— Слушайте, — обратился он к старушкам, — Адмет — мой друг. Нельзя ли ему пожить еще годик-другой?

— Но как? — развели руками парки. — Мы лично против Адмета ничего не имеем. Милейший человек. Но от судьбы не уйдешь. Смерть, она ведь тоже ждать не любит.

— Так он же еще совсем не старый!

— Возраст тут ни при чем, уважаемый Феб. А что, ты так сильно его любишь?

— Говорю же — близкий друг.

— Ну, так и быть. Мы повременим с этой нитью, пусть пока повисит. Но при условии: кто-нибудь по своей воле умрет вместо Адмета. Годится?

— Еще бы! Премного вам благодарен.

— Не стоит. Для тебя мы рады стараться.

Феб даже домой не зашел, чтоб просмотреть почту. Ринулся обратно на землю и захватил Адмета на пороге дома: тот как раз в театр собрался.

— Вот что, дружище, такая история вышла… В общем, ты спасся чудом. Но без похорон не обойтись. Сумеешь найти кого-нибудь, кто бы лег вместо тебя в гроб?

— Надеюсь! — Адмет дрожащими руками налил себе крепкого вина. — Или я не царь? Или моя жизнь не нужна государству?.. Ох, черт побери, от таких вестей меня прямо в пот бросило.

— Что поделаешь! Такова жизнь.

— Как раз наоборот: такова смерть…

— Ну, мне пора. Прощай!

— Прощай, Феб, прощай. Я с перепугу и не поблагодарил тебя как следует. Пришлю тебе ящик твоего любимого вина.