Истории из предыстории. Сказки для взрослых

Они запевают второй, самый знаменитый куплет гимна, где «кровь» рифмуется с «любовью», а не наоборот, и вдруг вбегает посыльный. Он запыхался и явно предпочел бы сейчас находиться где-нибудь в Боготе или на худой конец на Капри. Он падает ниц перед Альберто Альберто и срывающимся голосом восклицает:

— Маэстро, сжальтесь! О, что со мной теперь будет?

— Не знаю, — отвечает Плакучий Поэт. — Не имею представления. А что случилось?

— Узник…

— Что — узник?..

— Сбежал!

— Тоже с консервным ножом?

— Я не знаю, маэстро. Стражник сообщил только, что Освальдо галетами прорыл подземный ход из своей темницы и скрылся в северо-восточном направлении.

— Говорил же я, нельзя давать ему слишком сухие галеты! — сокрушается Альберто Альберто.

— Они были свежайшие, хозяин, — докладывает Оскар. — Частично даже пережеванные. Видно, он клал их сушиться.

— Это крайне огорчительно, — сухо замечает Альберто Альберто, бросая на пол мокрый от слез платок. — Включите радио: может, передадут что-нибудь об этом историческом побеге.

Оскар включает радио на словах диктора:

— Друзья мои, счастлив сообщить вам чудесную новость! После десяти лет добровольного уединения в тайном убежище, известном только ему и его близким, к нам вернулся знаменитый поэт Освальдо. Сейчас он прочитает слова песни, сочиненной им за десятилетие плодотворного затворничества.

Освальдо откашливается и начинает декламировать:

Моя верная любовь,стынет в сердце моем кровь.Вспоминая вновь и вновь,я рыдаю с того дня,как ты покинула меня.О-ля-ля.И сбежала с любовником,Вероломным чиновником.О-ля-ля.

— Выключите! — кричит Альберто Альберто. — Этот негодяй опять обвел меня вокруг пальца. Придумал новую рифму: «любовь — кровь — вновь». А чтобы усыпить мою бдительность, уверял, будто ему надо поработать еще года полтора. Вольно!

Поэты и композиторы, стоящие по стойке «смирно», расслабляются.

— Что-то здесь нечисто, — размышляет вслух Альберто Альберто. — Быть может…

Но оглушительный хор скрыл от потомков это крайне важное умозаключение:

О-ля-ля, о-ля-ля,ты покинула менявероломно, коварно,не помыв кофеварку.О-ля-ля, о-ля-ля,до сих пор стынет кровь…

Банда Освальдо с боевым гимном окружает виллу Плакучего Поэта. Альберто Альберто, не теряя ни секунды, командует:

— По местам. К бою!

Поэты и композиторы занимают оборону за дверями и окнами. Оскар хлопает в ладоши, и слуги мгновенно приносят котелки с дымящейся полентой, которая всегда имеется в кухне на случай чрезвычайных событий. Полента приготовлена из высококачественной муки мельчайшего помола и потому долго не остывает.

Когда банда во главе с бежавшим из плена предводителем бросается в атаку, защитники виллы вываливают им на головы горячую поленту и при этом распевают героическую ораторию Альберто Альберто, сочиненную на случай войны:

Закипела моя кровь,ты прощай, прощай, любовь.Всех врагов побьем мы энтойобжигающей полентой.Не дадим исчадьям адамолока и мармелада.О-ля-ля.

Штурм отбит. Освальдо и его банда готовятся к длительной осаде виллы.

Да будет вам известно: вилла Плакучего Поэта находится возле западной окраины города на живописных холмах. Альберто Альберто специально выбрал это место, чтобы любоваться восхитительными, приводящими в умиление закатами. Кипящий ненавистью Освальдо приказывает установить в саду огромную ширму из белого пластика с гнусной целью помешать Альберто Альберто любоваться закатами. Для вдохновения Альберто Альберто приказывает Оскару проецировать закаты в миниатюре на стены гостиной. И все же это лишь суррогат… Поток слез неуклонно иссякает. Сами посудите, как сочинять стихи о несчастной любви, изменах, разбитых сердцах, глядя на импровизированный закат размером три метра на два?!

Голодная смерть Альберто Альберто не грозит: в подвале у него хранятся неистощимые запасы круп, муки и копченой колбасы. А вот стихи… В стихах все слабее глас печали, отчаяния — они выходят какие-то сухие, черствые. Однажды он даже продиктовал Оскару такие строки:

В сердце сор,в носу простуда,что-то капает оттуда.

Оскар испуганно вздрагивает. Поэты и композиторы шарахаются, словно вдруг наступили на кобру.

— Маэстро, — лепечет Оскар, — вы ничего не забыли? Вам не кажется, что в стихах не хватает… одного словечка, которое оканчивается на «овь»?

— Какого же? — теряется Альберто Альберто. — «Готовь», «морковь»? Скажи, не мучай меня!

— Пришвартовь, — подсказывает Оскар.

Но тут понимает, что хотел произнести совсем другое слово. Он бросает умоляющий взгляд на поэтов и композиторов. Все наперебой предлагают свои варианты:

— Славословь!

— Бровь!