Читаем Истории медсестры. Смелость заботиться полностью

Она смотрит через палату на Гвен. Та одета в больничный халат и вся обмотана трубками, катетерами и и проводами: эндотрахеальная трубка, центральный венозный и артериальный катетер, назогастральный зонд, электроды ЭКГ, дефибриллятор, внутривенные канюли. Вряд ли есть какой-либо способ идентифицировать Гвен под всем оборудованием и механизмами, поддерживающими ее жизнь, но я замечаю ее обкусанные ногти, ее толстое золотое обручальное кольцо, ее темно-каштановые волосы. Я вижу маленькую татуировку шмеля на ее плече. Позже я узнаю, что Гвен и Билл, ее муж, были пчеловодами. Именно эти детали делают нас людьми, и медсестры отделения интенсивной терапии стараются их запомнить. Мы нечто большее, чем набор болезней.

Гвен всего 61 год, но у нее ХОБЛ – хроническая обструктивная болезнь легких, которая осложнилась пневмонией, устойчивой к антибиотикам. Антибиотикорезистентность меня пугает. Я ухаживала за пациентами, которые поступали с относительно незначительными ранами, но в них попадали бактериальные инфекции, устойчивые к лечению или даже неизлечимые. И тогда небольшая царапина становится источником гангрены. Тело поедает себя, а мы можем только пробовать все новые и новые лекарства. Бактерии, грибы и вирусы хитры и умны: это ядерное оружие природы. Всякий раз, когда я вижу отчеты, которые по вполне понятным причинам вызывают панику, – по поводу изменения климата и возможности вымирания человечества – я слышу шепот своего сердца: «А как насчет устойчивых к антибиотикам бактерий?» Вместо бактерий появляется вирус: COVID-19.

У Гвен развился ОРДС (острый респираторный дистресс-синдром), серьезное заболевание легких, вызывающее дыхательную недостаточность, известное в реанимации как «влажные легкие». Мембраны, удерживающие жидкость от попадания в ткань легких, разрушаются, вызывая их затопление. Пациент фактически тонет. Цель лечения с помощью аппарата ИВЛ состоит в том, чтобы обеспечить таким пациентам как Гвен высокое ПДКВ (положительное давление в конце выдоха), что создаст в легких больше места для кислородного обмена. Это немного похоже на надувание воздушного шара. Первая часть самая трудная, и ПДКВ с помощью аппарата для вентиляции позволяет избежать коллапса легких на выдохе между каждым вдохом.

ОРДС всегда опасен для жизни. Те, кто выживает, часто меняются навсегда. Например, у кого-то может быть повреждение головного мозга, почек и легких. Они могут никогда не вернуться к работе. Мы еще много услышим об этом синдроме. COVID-19 приводит к смерти от сердечной и полиорганной недостаточности, которой предшествует пневмонит, похожий на ОРДС. Этот пневмонит может перерасти в полноценный ОРДС, наполнить легкие жидкостью и убить около 50 % пациентов, которые заразились коронавирусом. Что касается остальных 50 %, выживших после этого осложнения, – им еще предстоит столкнуться с последствиями. Я подозреваю, что выживание – это только начало. Как мы все будем жить с осознанием того, что наши близкие погибли такой ужасной смертью? И – что еще хуже – что самые дорогие члены наших семей умерли без нас? Но всегда есть сострадание. Всегда есть надежда.

Когда сердце Гвен останавливается, Стелла тут же оказывается у ее груди. Другая медсестра подкатывает тележку. В реанимации аварийная тележка всегда идеальна, но я была в других отделениях больницы и видела просроченные лекарства и небезопасное оборудование. Я видела там вязальные спицы, карманную книгу сонетов Шекспира и даже банку маринованных огурцов.

Бригада мгновенно оказывается вокруг Гвен и делает все, чтобы спасти ее. Я записываю все: лекарства, время ударов дефибриллятором, ритмы остановки сердца. Гвен – самая больная пациентка в отделении. Ее реанимацией занимаются семь человек, и я уверена, что она этого не переживет. Я продолжаю смотреть на дверь. Ее муж появится в любую минуту и увидит, как его любимая жена ускользает из этого мира, несмотря на все наши усилия. Но я слышу давний голос в своей голове: «Вера – это не знание. Это надежда

».

После первого двухминутного цикла Стеллу сменяет другая медсестра. Компрессия грудной клетки – это физически тяжелая работа. Стелла подходит ко мне, чтобы отдышаться, затем берет дефибриллятор. После еще одного раунда мы делаем паузу, проверяем аппарат. Стелла заряжает его, выкрикивает приказ «Всем отойти!», нажимает кнопку, а затем возвращает всех к груди Гвен, и они продолжают работу.

Каким-то образом Гвен выживает. Бригада вздохнула с облегчением: они знают, что ее семья уже в пути. Когда вбегает сын Гвен Дэвид, ее состояние уже стабилизировалось, и его испуганные глаза видят, что она все еще здесь, все еще жива. Я смотрю, как Билл подходит к своей жене, и слегка задергиваю шторы, чтобы они могли уединиться. Мы не знаем, выживет ли Гвен. Возможно, нет. Но Билл всегда будет знать, что он был с ней рядом, держал ее за руку. И в этот момент есть только они. Муж и жена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное