Истории мееханского пограничья. Том I. Север

В этот момент бухнул онагр и горящий снаряд, медленно, лениво перемещаясь в воздухе, закончил свой полет, и почти касаясь верха баррикады, взорвался в десятке шагов перед ней. Огонь поглотил и живых и мертвых.

Это уже было слишком – атака захлебнулась. Се–кохландцы отошли от линии обороны, и преследуемые болтами, бросились бежать. Вслед за ними умчалась и обстреливающая скалы кавалерия. Появилась минута передышки.

– Неплохой выстрел… – Кавер Монель встал, небрежным жестом отряхнул брюки. – Использовали всего одну треть мощности. Хороший трюк, но как я уже говорил, отчаянный. Из трех выстрелов один обязательно попал бы в баррикаду, ведь невозможно точно прицелиться. Эти артиллеристы сильно рисковали. Передай подполковнику –  раненых он может отправлять на гору вне очереди.

***

Развилку они миновали бегом, вызвав любопытство у нескольких проезжавших на возу крестьян. Кеннет красноречивым жестом показал на свой плащ, пресекая возможные вопросы. День клонился к вечеру. До Белендена отсюда было почти час ходу, и лейтенант решил войти в город после заката, чтобы слишком любопытные глаза не присматривались к их пленнику.

– Мааарш!

Они прекратили бежать, и отряд моментально окружил Велергорфа.

– Что было дальше? Отец рассказывал, что никто из Семнадцатого не поднялся на вершину… – Волк позволил себе пропустить обязательное упоминание воинского звания.

– Никто не поднялся. – Велергорф смотрел куда– то перед собой, лицо его нахмурилось. – У них уже было около пятидесяти раненых, в основном от стрел и копий, но все они клялись, что еще могут сражаться. Что–то в них было, говорю вам, я смотрел им в глаза, и видел только спокойствие. Не страх, не отчаяние и не глупую и бесшабашную смелость – но только спокойствие и волю. Они знали, что умрут, и знали, что своей смертью выиграют время для других, потому приняли это без возражений. Я видел, как не стоящие на баррикаде смеются и шутят, как пытаются отдышаться, пьют, едят, проверяют оружие и броню. И я знал: следующая атака тоже провалится, у нападавших, пусть и отличных воинов, не было и капли подобной уверенности. Кочевники пришли за добычей и пленными, но чтобы получить и то, и другое нужно было пережить бой. Тогда я понял, кто такие жители Империи, и как этим южанам удалось ее построить. С тех времен я никому не разбил голову, если меня называли мееханцем. Ну, может нос мог расквасить.

Он хмыкнул и вновь стал серьезным:

– То была первая серьезная атака, а за ней были другие. И я был прав, проваливались одна за другой. Никогда не видел, и наверно, никогда уже не увижу чего–то такого, проклятая пехтура стояла как скала, и резала, рубила, колола без передышки. Баррикаду они построили крепкую, повозки со всех сторон засыпали землей, подперли бревнами. Когда у них закончились дротики, они бросали камни. Когда при одном отчаянном приступе враг прорвался на баррикаду, они пошли в контратаку, отбились и заняли ее снова. Полдня сражались как полчище демонов, а мы могли только стоять и смотреть. Дарвен–лав–Гласдерн, этот хренов подполковник, не хотел, чтобы мы спустились, хотя болты у нас давно закончились, и мы могли только камнями сверху бросаться.

Кеннет улыбнулся:

– Черный Капитан был недоволен, да?

– Ну, большую часть времени скалил зубы. Он был готов отправить в бой всех, кто у него был, потому что ряды Семнадцатого таяли на глазах. Ко второй половине дня у тяжелой пехоты на ногах было около двух сотен солдат. Арбалетчиков чуть больше сотни, но это не имело значения, потому как болты у них тоже закончились. Даже артиллеристы потеряли несколько человек. Земля на двести шагов позади баррикады был нашпигована стрелами, и человек ходил среди них как по полю. А у нас в четырех ротах было всего несколько лучников, от которых не было никакого толку, ведь из–за постоянной стрельбы у них кровоточили пальцы.

Десятник тяжело вздохнул и замолчал. Его никто не подгонял.

– А беженцы по–прежнему поднимались на вершину. Всю половину дня, без минуты передышки, поднимались и поднимались. Я потом с очень многими разговаривал, кто шел той дорогой. Говорили, что с горы все было хорошо видно. Баррикады, солдат, бесконечную армию у ворот в долину. И штурмы, один за другим. Ветер приносил отзвуки боя на вершину горы, и те, кто уже поднялся на Лысицу, останавливались и смотрели, и даже солдаты не могли заставить их уйти, пока не подходила следующая группа беженцев. На дороге была тишина как на похоронах. Никто не стонал, никто не жаловался. После полудня, когда у подножия горы было всего несколько тысяч людей, когда закончился убой скота, кочевники взяли, наконец, баррикаду. Взяли так же, как мы избавились от первой. Огнем.

***