История

1. Так как пэонийцы снова нарушили свою клятву, то против них опять начинается война; и теперь эта война, на время прекратившаяся и, казалось, совсем погасшая, разрослась, как плодоносная нива счастливца богача, требующая особенно сильных жнецов. Лишь только наступило время, удобное для похода, царь отправляется в Сардику, куда приказано было собраться и войскам, назначенным в поход против пэонийцев. Войска собирались, а между тем царь слышит, что над аркой, устроенной в западной части Константиновой площади, издавна стояли две медные статуи, изображающие женщин, из которых одна называлась римлянкой, а другая венгеркой, но что теперь от все изменяющего времени статуя, получившая свое название от имени римлян, упала со своего основания, а другая стоит на прежнем месте. Подивившись этому рассказу, император тотчас приказал первую статую восстановить, а другую свергнуть и опрокинуть, полагая, что таким изменением в положении статуй он изменит и преобразует и сам ход дел, именно дела римлян возвысит, а дела пэонийцев приведет в упадок. Когда войска собрались, царь предложил на обсуждение, следует ли ему самому участвовать в походе против пэонийцев или лучше поручить начальство над войсками какому-нибудь вождю и таким образом отомстить неприятелю. Все подали мнение, чтобы царь оставался в Сардике, предоставив главное начальство на войне вождям из своих родственников для того, чтобы, при неизвестном исходе дел, и стыд поражения был менее чувствителен, и победа была тем славнее и блистательнее, так как и то и другое случится в отсутствие императора. Вследствие этого предводителем всего войска назначается начальник флота Андроник Контостефан. Когда же войска готовились выступить из Сардики, царь, став на таком месте, откуда его легко могли слышать, произнес прекрасную, сильную и убедительную речь. Самого Контостефана он ободрял на предлежащий ему подвиг военачальника и с этой целью не только изложил правила тактики, но указал и время нападения, и роды вооружения, и виды боевого порядка. А второстепенных по нем начальников, плархов и все вообще войско воодушевлял к бою, приводя на память их прежние подвиги и убеждая примерами спешить и мужественно идти на предстоящие опасности, положить всему, при помощи Божией, счастливый конец и возвратиться с блистательными трофеями. А за то, что они так прославят его и, несмотря на его отсутствие, доставят ему победу над варварами, обещал и со своей стороны щедро наградить их. Войско и тогда, как еще говорил император, своим вниманием и молчанием показывало уже, что оно охотно слушает и с удовольствием принимает его слова. А когда он перестал говорить, оно еще яснее обнаружило свое сердечное расположение и душевный восторг и, очарованное сладостью его речей, казалось, совершенно забыло о всех тягостях, которые оставались на памяти от прежних войн. Оно приветствовало императора восторженными восклицаниями, высказывало готовность подвизаться до последних сил и громко кричало, чтобы предводитель, нисколько не медля, вел его против врагов. Во время этого восторженного состояния войск вдруг поднимается в лагере неясный шум: кто-то из пэонийцев, гнавши изо всех сил лошадь и несшись во всю прыть, упал вместе с лошадью и повергся лицом на землю. Узнавши об этом, царь и сам обрадовался, и всем другим внушал бодрость, принимая этот случай за благоприятное предзнаменование и побуждая всех радоваться, как бы о счастливом уже окончании войны. Таким образом, царь остался на месте и молил Бога Спасителя, чтобы Он был вождем его войск, а Андроник, приняв начальство над войском, выступил оттуда со всеми силами и спустя несколько дней, переправившись через Саву и Дунай, вступил в Зевгмин. Пэонийцы, однако, не испугались этого. Созвав свои отряды, набрав немало и вспомогательного войска у соседственных народов, и даже, как слышно было, у самих алеманов, они назначили полновластным вождем над войском Дионисия, человека храброго и неоднократно уже разбивавшего неприятельские фаланги, и затем с гордой самонадеянностью и хвастовством двинулись в поход. А Дионисий, надменный прежними победами, одержанными над римлянами, лишь только услышал, что римское войско перешло Дунай, велеречиво говорил, что он опять навалит холм из костей падших на войне римлян и, как прежде, из них воздвигнет себе трофей, так как и действительно он, как варвар, сделал нечто подобное, когда победил Гавру и Врану, о чем мной уже сказано.