История Англии

7. В международной политике пацифизму Уолпола помогли обстоятельства. По счастью, Утрехтский договор не нанес английскому самолюбию тех ран, которые взывают к напрасному и жестокому реваншу. Время Религиозных войн миновало; время национальных войн еще не пришло. На протяжении двадцати пяти лет из страха перед Испанией, которую недавно возродил странный Альберони, французские министры Дюбуа и Флери домогались союза с Англией. Объединившись, Франция и Англия почти всегда в ходе истории были непобедимы. Они тогда поддерживали относительный мир. Принцип невмешательства на континенте не мог быть безоговорочно применен Уолполом, так как его государи имели в Европе ганноверские интересы, а избиратели — коммерческие интересы в испанских колониях. Но он скажет осмотрительно: «Моя политика состоит в том, чтобы как можно дольше воздерживаться от любых обязательств».

8. Летом 1727 г. Георг I скончался от апоплексического удара. Можно было подумать, что Уолпол впадет в немилость. Принц Уэльский всегда довольно плохо ладил со своим отцом, и поэтому казалось возможным, что, став Георгом II, он пожелает смены министра. Но вскоре придворные с удивлением обнаружили, что сэр Роберт чувствует себя при дворе лучше, чем когда-либо. Однако нового короля было не так-то легко очаровать. Скупой, мелочный, методичный до маниакальности, он каждый вечер с часами в руках ожидал высчитанной минуты, чтобы пойти к своей любовнице, потому что хотел явиться к ней ровно в девять. В своей жизни ему случалось проявлять некоторую безотчетную храбрость, но «это был, по словам Уолпола, самый большой политический трус, который когда-либо носил корону». К счастью для министра и для страны, Георг II позволял управлять собой королеве Каролине, «женщине умной, образованной, стоической, а главное, терпеливой». По 7–8 часов в день она неустанно выслушивала словоизвержения бедняги-короля, который разглагольствовал либо о войне, либо о генеалогии. Единственной компенсацией за такую скуку было то, что она правила страной и могла поддерживать своего дорогого сэра Роберта. Благодаря этой поддержке Уолпол и держался. Самой большой грозой для его правительства оказалось чрезвычайное возмущение общественного мнения Законом об акцизном сборе. Речь шла попросту о пошлине внутренней таможни на торговлю табаком и вином. Но страна рассердилась так сильно, «словно Уолпол захотел отменить Великую хартию вольностей». Лондон вопил: «Никакого рабства, никакого акциза, никаких деревянных башмаков!» Эти деревянные башмаки стали наваждением английского народа еще со времен сэра Джона Фортескью. Уолпол, который был стократно прав, все же решил, что дело не стоит того, чтобы проливать кровь. «Эта пляска дальше не зайдет», — сказал он. Правление вигов называли «олигархией, ограниченной бунтом». На самом деле хватило и угрозы бунта. В тот вечер, когда Уолпол уступил, Лондон устроил иллюминацию. Но министр удержал власть.

Эдвард Уорд. Ажиотаж у здания Компании Южных морей. 1846

Годфри Неллер. Портрет Георга II в бытность принцем Уэльским. 1716

9. После двадцати лет отсрочки Великого Миролюбца все-таки втянули в войну. Меркантильный шовинизм все рос и ширился. Под прикрытием договора, который дал Англии право завозить рабов в испанские колонии и отправлять туда один корабль в год, была организована настоящая контрабанда. За единственным кораблем следовала целая флотилия, которая на каждой остановке под предлогом пополнения запасов продовольствия и воды набивала его новым товаром. Взбешенная береговая охрана испанцев обыскивала все английские корабли. Оппозиция воспользовалась этими «жестокостями», чтобы накинуться на Уолпола, упрекая его за бездействие, а еще за то, что называла его «яростью переговоров». Некий капитан Дженкинс выступил свидетелем в палате общин и рассказал, как его бриг «Ребекка» был досмотрен испанцами, как они отрезали ему ухо и как он «препоручил свою душу Богу, а свое дело стране». Чтобы уладить это дело, Уолпол заключил с испанцами справедливое соглашение. Но против него выступил молодой парламентарий Уильям Питт и изобличил как «позорное». Истина же заключалась в том, что противники министра просто желали войны с Испанией, не без задней мысли отнять у нее колонии. «Это будет ваша война, — сказал Питту Уолпол, когда ему пришлось смириться с этим в 1739 г., — и я вам желаю получить от нее как можно больше удовольствия».