1. «Born and educated in this country, I glory in name of Britain
…» («Рожденный и воспитанный в этой стране, я горжусь тем, что я британец…») — слова из коронационной речи Георга III. От этой фразы и от самого этого факта новый король ожидал популярности, которой никогда не имели его предки. Он написал Britain, а не England, чтобы не задевать своих шотландских друзей, но на самом деле новый государь, конечно же, был англичанином — и внешне, и по манерам, и по языку, и по характеру. Ганновер для него остался лишь семейным воспоминанием. Как рассказывают, он даже не мог отыскать свое курфюршество на карте. Несмотря на то что два первых Георга, гротескные короли-чужестранцы, не слишком утруждали себя делами правления, третьему, гораздо более достойному уважения, предстояло неоднократно вступать в конфликт со своим народом. Воспитанный отцом Фредериком, потом матерью, принцессой Уэльской, в презрении к своему слабому деду, он вырос на доктринах, изложенных Болингброком: «Королю-патриоту надлежит и царствовать, и править. С какой стати он должен подчиняться распоряжениям правительства, нескольких влиятельных семейств и парламента, которые не представляют страну? Наоборот, он должен стать защитником своих подданных от всех олигархов. К нему обращены глаза целого народа, полные восхищения и сияющие от любви».2. Из-за этой доктрины, побуждавшей короля установить личную власть, ему грозили серьезные конфликты с парламентом. Но Георг III полагал, что если виги господствуют в палате общин, покупая себе избирательные округа и голоса, то он может играть в эту игру не хуже их. Поэтому Георг постарался создать в стране партию «друзей короля» и надеялся, что ему в этом помогут новые умонастроения тори. После громкого провала Карла Эдуарда провинциальные сквайры и представители англиканского духовенства отказались наконец от своего якобитства. Вместо того чтобы следовать устарелой идеологии (как они делали с 1688) и уступать горстке вельмож-вигов, поддержанных денежными мешками, тори отныне желали стать правительственной партией. В своей борьбе против вигов, разделившихся теперь из-за слишком долгой монополии на власть, король вполне мог успешно опереться на эту новую форму торизма
. Но все шансы уничтожал его собственный характер. Честный человек, хороший муж, умеренный и целомудренный, «фермер Джордж» был к тому же тщеславен и мстителен. «То, чего я не забываю, я не прощаю». Война, благодаря которой рос авторитет Питта, не нравилась ему с самого его восшествия на престол. Англия уже имела своего короля-патриота, но «звался он Уильямом, а не Георгом». И вскоре ненависть Георга к Уильяму стала таковой, что он согласился бы даже на внешнее поражение своей страны, лишь бы оно привело его к победе внутри ее. Со своей первой речи он неустанно твердил об этой «кровопролитной и дорогостоящей» войне, и понадобился весь авторитет Питта, чтобы король согласился назвать ее «справедливой и дорогостоящей».3. Решив самолично выбирать себе министров, Георг III захотел навязать своей стране, влюбленной в Питта, лорда Бьюта, человека верного, честного, но мало приспособленного для правления и который считался любовником вдовствующей принцессы Уэльской. Освистанный лондонскими толпами, вдвойне раздраженными из-за того, что их кумира подчинили другому, этот другой, шотландец Бьют, быстро стал им отвратителен. На своих «кострах радости» обитатели Сити сжигали вещи из тартана, шапочки — в общем, все символы Шотландии. Министр, придя в ужас, подал в отставку. С Гренвилем, который его заменил, публика обошлась не лучше. Когда он, жалуясь на необходимость заимствовать средства на войну, вопрошал в палате, где же ему найти эти деньги, ужасный Питт, передразнивая его плаксивый голос, пробормотал припев модной тогда песенки: «Милый пастушок, скажи мне, где…» Гренвиль после этого всю свою жизнь носил прозвище Милый Пастушок. Член палаты общин Уилкс, блестящий и остроумный памфлетист, хуля в номере 45 своего North Britain
монаршью тронную речь 1763 г., был по ходатайству короля арестован на основании «белого» мандата[40], «направленного против любой особы, ответственной за эту публикацию». Этот арест был нарушением привилегий парламента. Суды присудили победу Уилксу (который, однако, в следующем году был изгнан из палаты общин и сбежал во Францию) и обвинили в незаконном аресте Государственного секретаря, приговорив его к 800 фунтам возмещения. Лондон устроил иллюминацию; во всех домах горела цифра «45». После Стюартов теперь Георга III, «самого патриотичного из королей», учили необходимости уважать традиционные свободы англичан.
Джон Мерфи. Георг III, королева Шарлотта и их тринадцать детей. До 1794