В более широком ракурсе можно увидеть, как Павел вовлекается в спор об отношении «ветхого» и «нового» в христианской вести. Да, он принижает значение дел закона в качестве основы для спасения язычников, но никогда не отрекается от Ветхого Завета — Еврейской Библии, – воплощение и завершение которого он видит во Христе. И все же отношения язычников к Ветхому Завету неизбежно двусмысленны. Это истинное откровение единого Бога, Он — Бог Израилев и Отец Иисуса Христа; но ветхозаветное откровение превзойдено тем, что было явлено о Боге во Христе, и язычникам, по крайней мере, не нужно скрупулезно соблюдать ее предписания. Христос есть «конец [греч. τέλος] закона» (Рим 10:4), – то есть его отмена и одновременно его окончательное исполнение. Здесь виден конфликт, которому и дальше уготовано быть чертой христианства. Маркион Синопский (85–160), учитель II века, стремился разрешить этот конфликт, провозгласив о том, что Ветхий Завет был для христиан просто недействительным, и даже устраняя все упоминания о Ветхом Завете из Евангелий. Это была одна крайность, и некоторые следовали ей на протяжении поколений, но в конце концов ее объявили ересью. На другом полюсе находились те жители Древнего мира — и находятся те современные христиане, – которые просто отрицают наличие этого конфликта и воспринимают Ветхий Завет столь же полноправным законом для исполнения, как и Новый. Павел проходит сложный путь между этими двумя полюсами, и иногда нить его дроги завивается узлом. Стоит прочесть Послание к Римлянам с девятой по одиннадцатую главы, и почти все убедятся в том, что положение Павла было в высшей степени сложным и противоречивым. В этих главах утверждается, что христианам из язычников было даровано то место в обетованиях Божьих, которого лишились иудеи, не принявшие христианство — но при этом говорится, что Израиль как единое целое будет в должный час спасен. Здесь напрашивается мысль о том, что апостол Павел просто сам себе противоречит{163}
, но мне кажется, что он пытается бороться с аргументами равной силы, которые тянут в противоположные стороны. Если мы берем на себя обязательство воспринимать слова апостола Павла как в каком-то смысле авторитетные, значит, нам нужно продумать и решить тот самый вопрос, с которым бился он сам: это лучше, чем относиться к его словам примерно так же, как относились противники апостола к Ветхому Завету — как к совершенно обязательному к исполнению и необходимому для спасения.Авторство
До сих пор мы говорили только о тех посланиях, которые, как считает большинство библеистов, принадлежат именно апостолу Павлу. Ряд других, скорее всего, написан под псевдонимом — то есть эти произведения лишь приписываются Павлу, но созданы не им. Самый очевидный пример — так называемые Пастырские послания: Первое и Второе послания к Тимофею и Послание к Титу. Они, как и подлинное Послание к Филимону, обращены не к церквям, а к конкретным людям, которые, как нам известно, были связаны с Павлом в его миссии. Но, кажется, эти послания не принадлежат Павлу — по двум причинам.
Во-первых, стиль греческого языка, заметный в них, совершенно отличается от стиля Павла, намного более утонченного и изящного. Конечно, возможно, что Павел со временем изменил свой стиль, и некоторые утверждали, что Пастырские послания написаны в поздний период жизни апостола, – предполагая, что он сумел избегнуть казни и снова приступил к миссии, а потом, уже в преклонном возрасте, написал эти письма своим прежним спутникам. Но это скорее отчаянная уловка, призванная «сберечь» письма для Павла.
Во-вторых, устроение церкви, подразумеваемое в Пастырских посланиях, намного более напоминает церкви II века — а не те, что были во времена Павла. В письмах Павла, как мы видели, порядок в церкви еще только зарождается; в Пастырских посланиях, напротив, представлена христианская форма правления: уже есть епископы, занимающие более высокое положение в общине{164}
и, как предполагается, бывшие главами семейств; есть порядок принятия в церковь вдов, согласно которому принимают лишь старых (1 Тим 5:3–16). Положение женщин ясно: они должны подчиняться мужчинам.Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии.