История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Вторая предпосылка в том, что Библия всегда релевантна: ее придерживалось большинство иудеев и христиан во все времена. На вопрос: «Разъясняет ли Библия проблему, с которой мы именно сейчас и столкнулись?», ответ всегда один: «Да!» Просто все дело в том, что нужно приложить усилия, чтобы этот библейский ответ прозвучал, – а сделать это можно при помощи той расшифровки, о которой мы только что говорили. Объявить библейский текст устаревшим или неуместным — такая возможность непредставима. Эта идея раввинов, встречаемая и у христианских авторов, сохранилась до наших дней.

В-третьих, в Библии нет противоречий: она совершенно гармонична. В мидрашах много внимания уделено тому, чтобы примирить пассажи или стихи, которые, как кажется, подвергают эту предпосылку сомнению, особенно если они влияют на практические дела. Во Вступлении я уже говорил о том, как Анания, сын Езекии — по предположениям — истратил триста больших кувшинов масла, пока при свете лампад примирял Книгу пророка Иезекииля с Торой, и благодаря его подвигу исчез риск того, что пророческую книгу могут счесть недостойной причисления к канону.

В-четвертых, Библия, согласно раввинам, божественно вдохновлена, а не создана одними только людьми. Именно потому ее можно трактовать так, как это делают раввины — и ни одну другую книгу так воспринимать нельзя. Это тоже подтверждает, что в представлениях ранних раввинов Библия выступала в форме канона, четко определенного перечня книг, ведь ко всем книгам канона относятся по-особому, а ко всем книгам вне канона — нет; и это свидетельство лучше, чем любой умозрительный список святых книг.

Эти предпосылки привели к появлению ряда подробных принципов, используемых для истолкования. Их первое сведение в систему приписывают Гиллелю, жившему почти в одно время с Иисусом. Как говорят, он предложил семь миддот, или правил; в последующие столетия это число возросло: рабби Ишмаэль (автор «Мехилты») насчитывал тринадцать, а поздние толкователи — еще больше. Некоторые из этих правил признаны «законами мышления»: скажем, правило, согласно которому спор можно вести от менее значимых случаев к более значимым («если нужно беречься гнева, то в сколь более великой мере — убийства!»). Но на самом деле

миддот — это не правила, придуманные раввинами изначально, а скорее нормативы, принятые уже после того, как оформился раввинский подход в трактовке Библии; раввины по большей части работали не в строгом соответствии с предписаниями, а действовали интуитивно — или учились по аналогии. Как мы увидим, то же самое справедливо и для христианских трактовок.

Посторонний свидетель, возможно, поразится и сочтет подход раввинов к Священному Писанию произвольным и даже превратным, решив, что это попытка прийти к нужным выводам не мытьем, так катаньем. Столь враждебные суждения, в прошлом питавшие антисемитизм, основаны на предпосылке, согласно которой иудаизм определяется Библией. Но хотя иудейская религия, несомненно, произошла из Библии, она ни в коей мере не ограничена только лишь своим библейским наследием — и она, временами осознанно игриво, использует библейский текст, чтобы проявить свои обычаи и установленные порядки. Да, так иудеи пытаются неявно выразить то, что эти порядки и обычаи уже присутствуют в тексте Библии, но это не притязание в прямом смысле. То, сколь изобретательно они находят пассажи, вроде как позволяющие истолковать нужный, на основе связи слов, которая нередко кажется просто-напросто случайной — это на самом деле часть их любви к Священному Писанию, даже пусть неевреям она порой видится неподвластной контролю и, безусловно, произвольной. Такая изобретательность сумела обрести новую жизнь в недавних буквальных трактовках Библии^{347}

, для которых случайные ассоциации уже не кажутся недостатком: если точнее, то это трактовки, движущей силой которых стал психоанализ. И, как говорит об этом Александр Самели, мидраш — это своего рода постмодернизм avant la lettre, иными словами, возникший тогда, когда никто даже не знал даже слова «постмодернизм».

Христианские формы толкования