Иногда, как утверждает Ориген, противоречия можно примирить, но по большей части он довольствуется тем, что просто отмечает их и затем отстаивает свое мнение, согласно которому Евангелия нельзя понимать только лишь на историческом уровне: расхождения ничего не значат, если трактовать все в духовном смысле. «В стремлении достичь своей мистической конечной цели [евангелисты] переносили те или иные эпизоды и помещали в ту или иную обстановку событие, которое произошло где-то в другом месте, или даже… меняли порядок времен на прямо противоположный и вносили поправки в условия, в которых протекала беседа»{375}
.Многие современные христиане с этим согласятся: их совершенно не беспокоят расхождения в Евангелиях, поскольку они полагают, что образ Иисуса, предстающий в евангельских рассказах, совершенно ясен, и на него никак не влияют противоречащие друг другу подробности. Современные критики часто обращаются к расхождениям, приводя их в свидетельство о том, что каждое Евангелие обладает своей отдельной целостностью, как созданное произведение, – а значит, расхождения становятся частью аргумента, выдвигаемого против исторической точности любого из Евангелий и в защиту попыток воссоздать историческую реальность через такие инициативы, как, скажем, «поиск исторического Иисуса» (см. главу 17). К мысли о том, будто каждый из евангелистов рассказывал отдельную историю, Ориген тяготел в гораздо меньшей степени, нежели мы, и для него все, что написано в Евангелиях, было истиной — на каком-либо уровне, буквальном или духовном. Но он, обладая литературной выучкой, чувствовал различия в стиле и подходе. И, к примеру, именно он, руководствуясь стилистическими основаниями, выдвинул аргументы, которые и сейчас приводятся как стандартные в доказательство того, что Послание к Евреям не принадлежит апостолу Павлу, – в то время как многие из отцов Церкви просто принимали на веру то, что оно именно апостолу Павлу и принадлежит.
Антиохийская школа
Для последующих библейских толкователей важность Оригена неизмерима. Все они в той или иной мере принимали и применяли его аллегорической метод трактовки Ветхого Завета и обращали себе во благо его познания, проявленные в составлении «Гексаплы». Однако в следующем веке в Антиохии Сирийской возникла школа толкователей, чей подход значительно отличался. Среди значимых представителей Антиохийской школы можно особо выделить троих: это Иоанн Златоуст, Феодор Мопсуестийский (350–428; Мопсуестия была маленьким городом в Киликии, ныне это территория Турции) и Диодор Тарсийский († ок. 390){376}
. Позже этой традиции следовал Феодорит Кирский (393–457).Уже привычным стало говорить о том, что Антиохийская школа отвергала аллегорические трактовки и предпочитала буквальные. Ее сторонники склонны избегать мессианских толкований пророческих текстов и псалмов; скорее, они — как и иудейские толкователи — полагали, что эти пророчества уже исполнились в истории еврейского народа и не ждут исполнения во Христе. Это привело к тому, что современники, думавшие иначе, стали обвинять антиохийцев в «иудейщине». Но в других случаях их толкования кажутся столь же аллегорическими, как и у Оригена, и антиохийцы были ему очень многим обязаны. Например, Феодорит Кирский приводит такое надписание псалма 29 — «Псалом песни обновления дому»[64]
— и говорит об этом так: «Посему “обновлением дома” называется воссоздание человеческого естества, какое совершил Владыка Христос, прияв за нас смерть, и смерть сокрушив, а нам даровав надежду воскресения»{377}, – и вряд ли это толкование можно назвать буквальным. Антиохийцы считали, что текст следует понимать как наставляющий нравственно и духовно, а не просто как набор букв; это слегка напоминает иудейские трактовки — не в том, что и те и другие избегают аллегорий: просто как у антиохийцев, так и у иудеев проявлено стремление увериться в том, что текст призван поведать оОтчасти из-за этого стремления, навеянного беспокойством, толкователи Антиохийской школы уделяли внимание вопросам жанра и хода аргументации в тексте, в чем им очень способствовали их познания в риторике. Все они были серьезными интеллектуалами и вполне могли бы достичь карьерного успеха в общественной жизни Антиохии, большого и процветающего города, в котором был целый класс управленцев, а христиане могли вести достойную жизнь, уже не боясь, что их будут гнать, словно сектантов, как в прежние времена. Антиохийцы глубоко изучали тексты классической эпохи и воспринимали их не как простые сборники фрагментов, а как непрерывные и четко структурированные аргументы, и те же принципы они применили к Библии. Вот что пишет по этому поводу Франсис Маргарет Янг: