Вскоре Лютер развил и другие принципы, наряду с оправданием через веру. Один из них представлял собой диалектическое противоречие закона и Евангелия, и, видимо, появился он где-то между 1515 и 1518 годами{457}
. В нем не противопоставлялись два Завета, Ветхий и Новый — по крайней мере, не в этом была его суть; и принцип не предполагал, будто Евангелие полностью вытеснило закон. Скорее, закон — то, чего требует Бог от рода человеческого — очевиден в обоих Заветах; но опять же, в них обоих Библия настаивает на том, что закон никогда не является окончательным словом Бога. Закон, иными словами, все правила, которые Бог дает и в ветхозаветных законах, таких как Десять заповедей, и в новозаветных пассажах, в той же Нагорной проповеди (Мф 5–8), имеют два главных назначения. Во-первых, они призваны регулировать жизнь людей в обществе, и об этом назначении никогда не следует забывать. Но в богословском отношении гораздо важнее другое: правила призваны показать, что люди морально неспособны их выполнить. Нам никогда не выполнить требования Божьи на деле; человечество всегда терпит в этом неудачу. И тем не менее, такие нравственные учения, способные привести в отчаяние, содержатся в Библии не для того, чтобы повергнуть нас в безысходную тоску, а для того, чтобы открыть нам путь к принятию Евангелия: Благая Весть в том, что Бог свободно и щедро оправдывает (делает праведным) грешника, который приемлет Его благодать через веру. И как только свершилось принятие, принявший будет обретать благо из библейских нравственных наставлений, не воспринимая их как неумолимые требования, которые необходимо исполнять слово в слово, увеличивая тем самым свои моральные терзания; и равно так же ему не придется (и здесь мы приходим к той критике, которую обрушивал на Церковь своего времени Лютер) выполнять все больше и больше «благих дел» в попытке предотвратить божественное правосудие. Бог, как часто повторяет Лютер, ссылаясь на текст из Первой книги Царств, «умерщвляет и оживляет»[67] (1 Цар 2:6). Его закон доводит нас до почти убийственной безнадежности, но Его Евангелие возвращает нам надежду и радость.Противоречия между законом и Евангелием — вот суть Библии для Лютера. В таком представлении вся Библия посвящена Христу, только выражается это не в том, будто о Христе говорят все ее тексты, прочитанные аллегорически, а в том, что все Священное Писание свидетельствует о свободно даруемом спасении, проистекающем из заслуженного оправдания, которое осуществляет Христос{458}
. В каком-то смысле схема Лютера — это расширение древней христианской схемы, о которой мы говорили в главе 13: в ней Библия представала в виде рассказа о катастрофе и о последующем спасении, и в ней видели историческое повествование о том, как Бог спас род человеческий от той беды, в которую низверг людей совершенный ими грех. Версия Лютера следует тем же курсом, но в большей степени не на историческом уровне, а на экзистенциальном. Непослушание Богу, вслед за которым свершается чудо и Бог решает не наказывать непокорных, а вольно их простить, действует не просто на уровне исторического развития рода людского, а для каждого отдельного верующего. Так вновь утверждалось давнее «правило веры», на этот раз противопоставленное тенденциям позднего Средневековья, которые стремились превратить христианство в религию «дел» («снова вернуть в нее иудейщину», как воспринимал это Лютер); но оно утверждалось как имеющее силу для каждого христианина. И таким образом, правило веры получает психологический аспект, который не был столь очевиден в ранней Церкви. Этот аспект связан с тем, что чувствует верующий по отношению к закону и Евангелию, и в нем же говорится о том, что евангельские благословления присвояются в деянии веры.Если прочесть Библию в таком свете, то она станет не источником аллегорий, возглашающих о Церкви, а наставлением к жизни для каждого человека. Нет, Лютер не пренебрегал ни литургией, ни нравственным учением, как и ничем другим из того, что составляет жизнь христианина, хотя его и не интересовал чин церковного служения, а литургическую службу для посвящения в церковный сан он составил лишь в 1535 году. Сердце веры, и, следовательно, сердце Библии пребывало (с точки зрения Лютера) во взаимосвязи закона и Евангелия. Трактовка Священного Писания, которую дает Лютер, в чем-то близка к тропологической или моральной трактовкам эпохи Средневековья, но нравственное учение, проистекающее из его прочтения, сосредоточено на соблюдении заповедей — даже всеобъемлющей заповеди взаимной любви — в меньшей степени, нежели на вере в правильную реакцию на добродетель Божью, проявленную в жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа. Цель Библии прежде всего не в том, чтобы сделать нас благими, а в том, чтобы открыть нам, сколь мы плохи — а потом показать, как Бог, несмотря на это, спасает нас через Христа. Вот полная герменевтическая, или интерпретационная, схема для прочтения Библии.