В обеспеченных слоях общества правила хорошего тона предписывали девушке избегать смотреть на себя в зеркало обнаженной, вплоть до отражения в ванне. Существовали даже специальные порошки, которые насыпали в воду, чтобы сделать ее непрозрачной и тем самым избежать стыда. Эротизация образа тела, вызванная подобными запретами, будет преследовать это добропорядочное общество, которое завесит зеркалами бордели и в конечном счете разместит зеркало на дверце шкафа в супружеской спальне.
В конце века распространение зеркал, этого двусмысленного предмета мебели, приведет к возникновению новой телесной идентичности. Нескромные зеркала создают иной стандарт красоты. На сцену выходит эстетика стройности, и диетология направляется по новому пути.
Не менее важным моментом в социальной жизни будет и распространенность портретов, «прямая функция самоутверждения и осознания себя», как отмечает Жизель Фройнд. Приобретение и выставление напоказ собственного изображения снижает чувство тревоги; владелец портрета заявляет о собственном существовании и гарантирует, что оставит след в этом мире. Портрет означает жизненный успех, демонстрирует положение в обществе. Для буржуа, одержимого ролью героя–основателя, как раньше для аристократа, речь теперь идет не о том, чтобы вписаться в непрерывность поколений, но о том, чтобы продемонстрировать потомству престиж своего личного успеха. В это время каждый лавочник создает свое генеалогическое древо и гордо выставляет его напоказ. Разумеется, мода на портрет проникает в процесс имитации, что давно уже было замечено Габриэлем Тардом[367]
; портрет удовлетворяет желание равенства. Не забудем и о стимулирующей роли техники, которая умножает желание иметь собственное изображение, становящееся одновременно товаром и инструментом власти.Портреты, долгие годы остававшиеся привилегией аристократии и богатой буржуазии, на закате Старого порядка получают распространение и становятся все более интимными. Тогда царила миниатюра, и любимыми лицами стали украшать кулоны, медальоны, крышечки пудрениц. Писатель Барбе д’Оревильи подчеркивал жар, с которым элита эпохи Реставрации поддерживала моду на портрет–украшение. Для дамы с бульвара Сен–Жермен превращение своего тела в портретную галерею предков означало попытку символическим образом стереть из истории Революцию.
Между 1786 и 1830 годами физионотрас, изобретение Жиля–Луи Кретьена, весьма поспособствовал распространению моды на портреты, по крайней мере в столице. Буквально за одну минуту художник воспроизводил при помощи аппарата контуры тени от лица модели; дальше надо было лишь перенести профиль на металлическую пластинку и сделать гравировку, и можно печатать сколько угодно изображений по умеренным ценам. При желании можно было делать эти портреты на дереве или слоновой кости, или же, на английский манер, прикреплять к рисунку волосы и одежду. К сожалению, эти изображения, иногда очень похожие на модель, были статичными и невыразительными. Дагеротипия исправит этот недостаток и будет с успехом выполнять социальный заказ.
В 1839 году Дагер подал заявку на получение патента на изобретение процесса, который позволяет фиксировать единственное изображение на металлической пластинке после пятнадцатиминутной экспозиции. Стоит такой портрет от пятидесяти до ста франков. Художник, желавший прежде всего выразить психологию модели и в меньшей степени — подчеркнуть социальную значимость изобретения, создавал портрет с учетом внешности и психологии. К сожалению, не было возможности тиражировать чистые, четкие изображения, полученные при помощи дагеротипии.
Демократизировать портрет позволит фотография. Впервые человеку из народа станут доступны фиксация, обладание и серийное воспроизведение своего образа. Изобретение, патент на которое получен 1841 году, в течение десяти следующих лет будет технически совершенствоваться. Время экспонирования будет понемногу сокращаться, и в 1851 году экспозиция станет мгновенной. В 1854 году Дисдери[368]
начинает печатать фотографии размером с визитную карточку (6x9 см). С этих пор фотография стала вытеснять дагеротипию. В 1862 году Дисдери продавал по две тысячи четыреста карточек в день. Надо сказать, что теперь для изготовления клише требовалось не больше нескольких секунд, поэтому набор из двенадцати портретов стоил всего 20 франков. Фотографы открывают свои ателье в самых маленьких городках; ярмарочные балаганы устанавливаются на улицах, там фотографии продаются по одному франку.