Читаем История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века полностью

Слово «девиация», происходящее от латинского dévia

— отклонение от главной дороги, от нормы, — относится к человеку, который сбился с пути. Но о каком пути идет речь? В каждом обществе существуют свои нормы и идентичность индивида оценивается в зависимости от меры свободы, которую он себе позволяет. Правила нарушают все и до такой степени, что демонстрация бунта может проявляться как раз в буквальном их исполнении. Иначе говоря, если бы все поголовно соблюдали правила, через которые выражаются нормы, социальная жизнь была бы невозможна. Тот, кто не соблюдает нормы, мешает, вызывает подозрение, потому что он презирает общепризнанные ценности: здоровье, работу, карьеру, опрятность и т. д. Наркоман, «человек со шприцем в зубах», подозрителен целой армии отцов своим стремлением к наслаждению, которое этим отцам созершенно не знакомо. Смерть от передозировки наркотиков будет тщательно скрываться от родственников и знакомых. Гибель в автокатастрофе на скорости двести километров в час на пути к какой-то достопримечательности, которую необходимо посетить каждому культурному человеку, — честная гибель, следовательно, допустимая. Индустриальные общества, динамичные, органически сплоченные, возможно нарушающие законы, являются пространством для бесконечного вызова, бросаемого отдельными группами (интеллектуалами или обездоленными), вызова, первоначально рассматриваемого как нечто неуместное, правонарушительное или преступное (в зависимости от тяжести), а позже интегрируемого в общественную жизнь. Либеральному обществу, апологетом которого был Роберт Мертон, свойственна открытость всему маргинальному, которая играет ему на руку. Либо девианты обретают политическую или религиозную идентичность (например, Франциск Ассизский, фигуру и месседж которого, по словам Жоржа Дюби, церкви удалось в конечном счете и не без труда преобразовать и приручить), либо, не идя ни на какие уступки обществу, они оказываются полностью из него исключенными. Система, которая меняется сама по себе, интегрируя элементы бунта, в конечном счете стабильна. Это заметил Дюркгейм: «Оригинальности надо дать возможность проявиться. Чтобы на идеалиста, опережающего свой век, обратили внимание, требуется наличие преступника, отстающего от жизни. Одно невозможно без другого».

Касаясь проблемы токсикомании в двух ее самых распространенных формах—курении табака и алкоголизме, мы сразу же замечаем три элемента, которые ее составляют. Это трудности бытия, зависимость и, на заднем плане, значительные финансовые интересы, идет ли речь о налогах, получаемых Обществом промышленного производства табака и спичек Seita, прибылях производителей алкоголя или наркоторговцах, которые держатся за счет бандитизма и часто сами становятся его жертвами.

Алкоголизм

Алкоголизм (под этим термином следует понимать регулярное употребление алкоголя, а не всегда существовавшую традицию выпивать по праздникам)—явление недавнее: в 1848 году потребление составляло 51 литр на человека, в 1872-м — 77 литров, в 1904-м —103 литра, в 1926-м —136 литров. Начиная с 1960-х годов потребление вина падает (в заведениях фастфуда пьют воду, кока-колу или фруктовые соки, а 6о% посетителей—это молодежь от шестнадцати до двадцати лет), но растет потребление крепкого алкоголя, в частности виски, считающегося «изысканным» напитком.

Однако оценки 1985 года таковы: семь стаканов алкогольных напитков в день (или около 70 граммов чистого спирта) для 1740 ооо человек, 1690 000 из которых составляют мужчины. Существует алкоголизм, идущий от нищеты, и светский алкоголизм, но не следует забывать и о его скрытой форме, когда жадно, ненасытно пьют в одиночестве (пьют вино, ликеры, спирт, одеколон и т.д.), что заставляет окружающих прятать под замок любую жидкость из вышеназванных; такого больного приходится вновь и вновь лечить от алкогольных отравлений. В нашем обществе все так или иначе имеют контакт с алкоголем, но почему-то одни попадают в зависимость от него, а другие — нет. Возникает вопрос, пока остающийся без ответа, — об этиологии токсикомании.

Этиология токсикомании: попадание в среду Курение и алкоголизм (при условии отсутствия таких последствий, как белая горячка, цирроз печени или чрезмерные проявления пьянства) не скрываются от окружающих, а наркомания, эта родительская фобия, относится к сфере секретного. «Малыш, который колется», делает это тайком, и родители, обнаружив это, хранят свою беду в тайне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги