Читаем История догматических движений в эпоху Вселенских соборов полностью

Отличительныя свойства ипостасей (τό ιδιον, ή ίδιοτης), — то, что обезпечиваетъ имъ самостоятельное бытие и сообщаетъ имъ особый образъ, у Василия и Григориевъ опре–деляются различно. Въ письме къ брату своему Григорию различие ипостасей Василий формулируетъ такъ: «Отецъ есть некая сила, нерожденно и безначально существующая и она–то есть причина причины всего сущаго (αιτία της απάντων

 των όντων αιτίας). Сыномъ все получило бытие. Отличительный же признакъ ипостаснаго свойства (γνωριστικον κατά την
 νπόστασιν ΰημεΐον) Духа тотъ, что Онъ по Сыне и съ Сыномъ познается и отъ Отца имеетъ бытие. Уже при одномъ взгляде на эту фразу здесь поражаетъ случайность и необоснованность указываемыхъ признаковъ. Полнее свойства ипостасей определяются въ письме его къ Теренцию комиту и Амфилохию иконийскому, какъ отчество, сыновство и освящающая сила. Не говоря уже ο томъ, что изложенная сейчасъ терминология Василия сложилась отчасти подъ влияниемъ Оригена, она хотя и указываетъ отличительныя свойства ипостасей, но еще ничуть не объясняетъ образа ихъ бытия. Григорий Богословъ и Григорий нисский въ своемъ учении объ ипостасяхъ исходили изъ другого и вполне правильнаго начала. Основываясь на способе происхождения ихъ, или, такъ сказать, получения ими бытия, они правильно и логично со своей точки зрения определили ипостась Отца, какъ нерожденность (άγεννησία) Сына, какъ рожденность (γεννησία) и Духа Св., какъ исхождение (εκπόρενσις, εκπεμψις).

Каждое изъ этихъ свойствъ составляетъ отличительный признакъ ипостаси, принадлежитъ только одной изъ нихъ и не можетъ быть приписанъ другому. Эта формула термина «ипостась», предложенная Григориями, въ своихъ основныхъ чертахъ и доселе остается непоколебимой въ церковномъ богословии.

Изложенная сейчасъ терминология каппадокийцевъ въ современной церковно — исторической науке встречаетъ противъ себя серьезныя возражения уже съ одной формально логической стороны. Если природа (φοσυις) и лицо (υποστασις) различаются между собой только какъ το κοινόν и το ιδιον,

тο въ основе этого различения должно лежать необходимое метафизическое предположение, что общее? (φύσις или ουσία) не имеетъ своего отдельнаго бытия и осуществляется толъко въ частномъ. Общая природа постигается мысленно, какъ совокупность существенныхъ признаковъ известнаго класса предметовъ или индивидуумовъ, но реальное свое выражение находитъ только въ отдельномъ, и тамъ, где нетъ частныхъ видовъ, не можетъ быть и речи объ общей природе. Василий Великий вполне разделяегъ эту точку зрения. Собственныя имена (Павелъ, Силуанъ и Тимофей), выражающия собой совокупность индивидуальныхъ свойствъ, какъ утверждаетъ онъ, и служатъ для того, чтобы обозначить вещь (πράγμα) — конкретное существо, которое и имеетъ собственное и совершенное само по себе бытие. Савеллий, по его словамъ, очень мало признавалъ, когда онъ не отрекался отъ представления безъипостасныхъ лицъ, отвергая, однако, что каждое изъ нихъ находить свое бытие въ собственной ипостаси. Савеллий говорилъ, что Отецъ и Сынъ одно Лицо, но евангелистъ возвещаетъ: «Богъ есть Слово и приписываетъ Сыну собственное бытие». Все это показываетъ, чтр последнее основание различения между природой и отдельнымъ ея видомъ у каппадокийцевъ по–коится на томъ, что природа именно въ этомъ своемъ виде находитъ свое истинное, самостоятельное и реальное бытие. Общимъ правиломъ каппадокийцевъ было то: «какое понятие ты приобретешь ο различии сущности и ипостаси въ насъ, перенеси его на Божество и не погрешишь», Но если такъ, то возникаетъ вопросъ: какъ понимали каппадокийцы Божеское существо? приписывали ли они ему конкретное бытие и нумерическое единство или считали его общимъ понятиемъ—сущностью или природой, — находящей свое реальное осуществление въ ипостасяхъ, «самосущно существующихъ», (хаθ εαυτό или ονσιωδώς υφεστώσας), какъ выражаются Григорий богословъ и Григорий нисский?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее