Читаем История догматических движений в эпоху Вселенских соборов полностью

Павелъ самосатский, епископъ Антиохии (въ Сирии) принадлежитъ къ оригинальнейшимъ явлениямъ древнецерковной жизни. Въ лице его мы встречаемъ натуру широкую и весьма даровитую, которая, будучи поставлена подъ противоположными влияниями еллинской культуры и христианскихъ традиций, стремилась слить ихъ въ одно неразрывное целое, не смущаясь никакими препятствиями въ достижении этой цели. Павла можно назвать радикальнымъ реформаторомъ христианства: преобразуя внутренний строй церковной жизни и ея учение, онъ хотелъ однимъ взмахомъ руки уничтожить резкую грань, отделявшую христианъ отъ языческаго общества, изгладить отрешенность христианства отъ мира, придавъ ему такой видъ, при которомъ оно могло бы слиться въ общее течение съ эллинской культурой. И замечательно, что человекъ съ такими преобразовательными планами является въ истории не внутри римской империи, не тамъ, где шла кровавая борьба между язычествомъ и хриетианствомъ, a вне пределовъ его, въ Антиохии, находившейся тогда во власти Пальмиры. Здесь, въ этомъ маленькомъ царстве, христианская церковь въ первый разъ заключила союзъ съ государствомъ, примирилась съ нимъ, такъ что Павелъ одновременно былъ и христианскимъ епископомъ, и дуценариемъ пальмирскимъ. Въ этомъ отношении Павла нужно признать типической фигурой будущаго, предвосхитившей все те черты, которыя сделались обычными со времени перехода Константина въ христианство. Но для половины III века эта фигура была преждевременна и въ христианахъ римской империи, жившихъ въ иныхъ условияхъ, она оставила одно впечатление ужаса и отвращения. — Подъ какими влияниями воспиталась эта замечательная личность, ο томъ источники умалчиваютъ; ο жизни Павла до получения имъ епископства въ Антиохии известно весьма немногое. Онъ родился въ сирийскомъ городе Самосатахъ и былъ сыномъ бедныхъ родителей, отъ которыхъ онъ не получилъ никакого наследства. Это последнее объстоятельство, вероятно, и заставило Павла, какъ человека, сильнаго природными дарованиями, двинуться въ Антиохию, въ культурный центръ тогдашняго Востока, чтобы попытаться здесь собственными силами создать себе карьеру. Вероятно, и свое образование онъ получилъ въ Антиохии. Возможно, что первоначально онъ избралъ для себя карьеру ритора и софиста, но за–темъ влияние, приобретенное имъ въ кружкахъ христианскихъ, открыло ему путь къ более широкой деятельности. После смерти Димитриана, около 260 г., Павелъ единодушно былъ избранъ на антиохийскую кафедру и такимъ образомъ сделался предстоятелемъ одной изъ самыхъ первыхъ и значительныхъ христианскихъ церквей. Можно догадываться, что ужу это избрание Павла въ епископы не обошлось безъ содействия царицы пальмирской Зиновии, женщины иудейскаго образа мыслей, которая настолько была расположена къ Павлу, что возвела его въ важные государственные сановники. Соединение въ одишхъ рукахъ высшей церковной и высокой государственной власти, равно какъ и личные недюжинные таланты Павла обезпечили ему прочное положение и авторитетное влияние въ широкихъ кружкахъ. Павелъ началъ действовать резко и круто; онъ создалъ себе такую обстановку жизни, какая въ то время немыслима была ни въ какомъ иномъ месте, кроме Антиохии. Онъ одевался въ пышныя, роскошныя одежды, ходилъ по площадямъ въ сопровождении огромной свиты копьеносцевъ, громогласно и на ходу прочитывая народу разныя письменныя распоряжения. Собравши себе большое богатство, онъ хотелъ жить и казаться блестящимъ светскимъ человекомъ, ничемъ не разнящимся отъ представителей языческихъ культурныхъ классовъ. И во внутреннее управление церкви онъ внесъ те же либералыше приемы. Въ месте богослужебнаго собрания онъ построилъ себе высокий престолъ и каеедру, завелъ себе особый кабинетъ и, когда говорилъ поучения, то употреблялъ приемы светскихъ ораторовъ: билъ себе по бедрамъ и топалъ ногами. Павелъ шелъ въ разрезъ со всеми церковными традициями своего времени и не скрывалъ своего неуважения къ нимъ, дерзко отзываясь объ умершихъ отцахъ церкви. Онъ даже запретилъ петь въ церкви песнопения во славу Христа подъ предлогомъ ихъ позднейшаго происхождения и въ великие праздники приказывалъ петь гимны въ честь самого себя, составивъ для этого особый хоръ изъ женщинъ. На многие противонравственные поступки христианъ и даже клириковъ онъ смотрелъ съ терпимой точки зрения светскаго человека, пресвитерамъ и диаконамъ помогалъ скрывать смертные грехи, въ особенности грехи противъ седьмой заповеди, хотя и зналъ ο нихъ. Что же касается до его личной нравственности, понимаемой въ узкомъ смысле, то въ этомъ отношении Павелъ былъ безупреченъ; правда, отпустивъ уже одну, онъ водилъ съ собой повсюду двухъ цветущихъ и благообразныхъ женщинъ, но въ этомъ поведении отцы собора увидели только неблаговидный поступокъ, способный родить соблазнъ, заметивъ, что самъ Павелъ не позволялъ себе ничего непристойнаго. Исключительный образъ жизни Павла, новыя реформы, введенныя имъ въ церковь, и вообще вся его личность у многихъ антиохийскихъ христианъ вызывали къ нему безграничный восторгъ; паства съ энтузиазмомъ приветствовала его на богослужебныхъ собранияхъ; слушатели его продоведей вскакивали съ места, громко одобряли, махали платками, вскрикивали отъ удивления; некоторымъ казалось, что ихъ епископъ непростой человекъ, а ангелъ, сошедший съ неба. Но темъ сильнее было отвращение къ нему его антиохийскихъ противниковъ и оообенно епископовъ, съехавщихся изъ пределовъ римской империи: последние отказываютъ Павлу даже въ звании христианина; они говорятъ въ своемъ послании ο немъ, какъ ο «внешнемъ человеке», который не можетъ причисляться къ ихъ обществу. Настолько преждевременны были поступки Павла для третьяго века…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее