Поведение Платона в связи с сицилийской катастрофой также небезупречно. В первую очередь он виноват в том, что ошибся в Дионе как в человеке и неверно оценил его как политика. Занятия Платона с Дионисием не имели особых практических последствий, и правление Дионисия в первые десять лет под влиянием Платона и его идеалов могло бы быть более гуманным. Однако отношение Платона к Диону, пусть и достойное восхищения в смысле личной преданности, привело к пагубным политическим последствиям. Когда Платон понял, к чему идет дело, – а именно к революции и насилию, которые он не одобрял по интеллектуальным соображениям, – он не стал публично осуждать Диона и даже пытался помирить Диона с Дионисием, хотя надежды на примирение были ничтожными. Платона защищает открытое письмо, сочиненное, по-видимому, вскоре после его смерти, когда сицилийские дела все еще вызывали живой интерес. В этом письме практические вопросы отходят в тень философских отступлений, а Дион идеализируется до самого конца[62]
. Но сам Платон наверняка гораздо острее переживал деградацию Диона и свое разочарование результатами его действий, за которые в несовершенном мире практической политики он должен нести часть ответственности.Глава 4
Социально-экономическое положение Греции в смутную эпоху
Жизнь Ксенофонта (ок. 430–354 гг.) совпала с периодом политического разочарования. Ни одно государство не было в состоянии надолго стать общегреческим лидером, а без такого лидера греческие государства почти непрерывно сражались друг с другом. Мир наступал лишь благодаря верховенству одной или двух держав – Афин и Спарты во время Никиева мира, а затем одной Спарты. Неудачная попытка обеспечить своими силами мир в 362/61 г., создав Полисную лигу, стала тому наглядным подтверждением. В 355 г., когда Ксенофонт писал «О доходах», а Исократ – «Мир», они оба советовали Афинам договориться со всеми греческими государствами и возглавить движение за мир. Ксенофонт советовал Афинам принять на себя роль посредника не только между государствами, но и между партиями в отдельных государствах. Подобная политика была разумной, но тогда пришлось бы пожертвовать непосредственными интересами Афин в пользу Фив. После 355 г. эта задача оказалась Афинам не под силу. Неудача греческих государств в целом обеспечить свое политическое спасение требует углубленного изучения.
Как отмечал Фукидид, имперскому государству требуется значительное превосходство в военной силе и финансовых ресурсах над противниками. В IV в. у Спарты, Афин и Фив этого превосходства не наблюдалось. Спартанским гоплитам приходилось сражаться с наемными войсками, а затем с превосходно обученными фиванскими гоплитами. У Афин даже на море находились соперники в лице Беотии, Фессалии и Карии, а на суше Фивам бросали вызов Фессалия, Аркадия и даже Фокида. Причина была не в том, что Спарта, Афины и Фивы ослабели по сравнению с V в. Спарта и Фивы, безусловно, стали богаче, а Афины строили столько же боевых кораблей, сколько и раньше. Скорее дело в том, что усилились другие государства Греции. В V в. демократическое устройство и процветание Афин и Сиракуз почти не имело аналогов. В IV в. социально-экономическая революция произошла в большинстве государств Греции и Сицилии, и они присоединились к компании Афин и Сиракуз. «Военные корабли, бойцы, финансовые источники, изобилие припасов и все остальное, из чего полис черпает свою силу, – в обладании всем этим нынешние греки и количественно, и качественно намного превосходят греков прошлого», – говорил в 341 г. Демосфен, сравнивая свое поколение с поколением Персидских войн.