История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 2: философия XV-XIX вв.

Мы видим, что раннереформационное учение о свободе совести, соединенное с идеей мирской аскезы, логически привело к представлению об элементарной системе обязательных для государства универсальных норм, которые принадлежат к “новому естественному праву”, а в наше время получили название прав человека. Первый точный их перечень дает Джон Локк: он будет говорить о “праве на свободу, жизнь и собственность”. В несколько иной (более возвышенной, но менее точной) редакции они будут сформулированы в американской Декларации независимости (1776): “право на жизнь, свободу и стремление к счастью”.

Развитие идеи прав человека от раннереформационной литературы до документов американской войны за независимость — исключительно сложный, противоречивый, временами “возвратно-поступательный” процесс. Адекватное его воспроизведение — дело не столько истории философии, сколько общей истории идей и исторического правоведения. Но что представляет собственно философский (более точно: философско-исторический) интерес, так это основная смысловая последовательность и духовная детерминация правовых воззрений. На наш взгляд, она может быть обрисована следующим образом.

Права человека (и это принципиально важно для понимания их смысла) имели нравственно-религиозные истоки. Представление о неотъемлемых правомочиях личности (субъективном праве каждого, “новом естественном праве”) выковывалось в горниле Реформации и последовавшей за нею борьбы за веротерпимость. Через это горнило прошла в Западной Европе масса самых простых людей, принадлежавших к различным вероисповеданиям. Исторически первое (приоритетное и базисное) из всех прав человека — это свобода совести

(веры, убеждения, духовно-мировоззренческого выбора) с такими непосредственными и очевидными ее экспликациями, как свобода слова, проповеди, печати, собраний. Таково первичное, исходное содержание народного либерализма, сформировавшегося задолго до того, как появились политические движения, именующие себя либеральными. Борьба за свободное распоряжение своими силами и способностями (комплекс “права на жизнь”) и своим имуществом (комплекс “права на собственность”) развертывалась в странах Запада на базе борьбы за веротерпимость. Этим объясняется генетическая системность прав человека, отчетливо зафиксированная, например, в первом локковском трактате о государственном правлении. Именно от свободы совести как божественного правомочия каждого верующего все другие субъективные права заимствуют статус “священных”, “прирожденных” и

“неотчуждаемых”. Они подразумевают не только интерес, но и известную обязанность, конкретизирующую индивидуальное призвание от Бога, а потому возвышаются над любыми соображениями политической и социальной целесообразности.

4. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РЕФОРМАЦИОННОГО ПРОЦЕССА

В религиоведческой литературе Реформация чаще всего трактуется как эпоха рождения протестантских исповеданий, как их бурная и смутная предыстория. Между тем действительные культурные и социально-исторические результаты реформационного процесса куда более внушительны.

Реформация не резюмируется в протестантизме. Это несомненно даже с чисто конфессиональной точки зрения. Реформация индуцирует существенные новообразования внутри католической церкви (ярчайший тому пример — педагогика иезуитов). Но дело не только в этом. Еще существеннее, что Реформация, как в своем исходном пункте, так и в своих итогах, вообще выводит за пределы религиозно-теологических задач. В оболочке ожесточенных споров о таинствах, догматах и символах веры совершилось преобразование нравственных и социальных ориентаций, — пожалуй, самое решительное за всю многовековую историю христианско-католической Европы.

Первым из европейских мыслителей это увидел Гегель. В ряде ранних его произведений, а также в соответствующих разделах «Философии истории» содержатся достаточно определенные указания на то, что корни новой рациональности, нового самосознания, нового отношения к труду и обогащению, отличающих Западную Европу XVIII-XIX столетий, надо искать в реформационном процессе. Спекулятивная догадка Гегеля превратилась в проработанную гипотезу и получила серьезное документальное подтверждение в немецких историко-культурных исследованиях конца XIX — начала XX вв.

Э. Трельч продемонстрировал существенную роль реформаторской теологии в становлении концепта автономной моральности, неизвестного традиционным обществам Запада и Востока. Г. Йеллинек показал, что великая идея прав человека и гражданина выковывалась в горниле Реформации и последовавшей за нею борьбы за веротерпимость. М. Вебер увидел в протестантской мирской аскезе фермент разложения традиционной натурально-хозяйственной парадигмы, важнейший фактор становления новой, предпринимательской этики (в его терминологии — “духа капитализма”), а затем и самой рентабельной экономики.