История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Король, появившись в городе, «основывает», как говорится в хартии, составленной в Компьене канцлером Симоном, «институцию мира». Такова его роль. Но выступает он отнюдь не в одиночку — никакому могущественному лицу действовать так не под силу. Необходим совет, он состоит из «знатных людей» — горожан Лаона, из тех, кто сопровождает сюзерена, но также из «граждан» — жителей ситё, объединенных в корпорации. Под «миром» понимается территория, которая строго ограничена, подобно тому, как это делается по отношению к зонам, поставленным под охрану мира Божия. Все люди, постоянно живущие в таком замкнутом пространстве, должны оберегать в нем мир. Если же случится, что он будет нарушен, следует избегать любого насилия. Запрещаются какие-либо захваты людей с целью опознания виновников этого насилия. Следует прибегнуть к «юстиции» (justitia — это отвлеченное понятие обозначает в данном случае хранителей общественного мира). Она будет наделена правом изгнания виновного. Таково наказание. Как и отлучение, изгнание позволяет сообществу отсечь от своего тела то, что поражено болезнью. Но если виновный не принадлежит к этому телу, то весь город волен совершить отмщение — после епископского предупрежде-ни я и истечения двухнедельного срока. Однако отныне это отмщение не должно происходить в стенах города. В случаях «смертельной злобы» запрещаются любое преследование, любая засада.

После того как король продиктовал это уложение, он напомнил о своих правах по отношению к городу. Три раза в год Лаон должен будет принимать короля, как когда-то принимал совершавших служебные поездки магистратов. Или же откупиться, заплатив 20 фунтов, то есть 4 тысячи 800 серебряных монет. Права на постой можно было требовать лишь три раза в год, исключая те случаи, когда король приезжает в это место, чтобы поднять ополчение или председательствовать на торжественном судебном заседании, будучи увенчанным короной, как на большие праздники: Рождество, Пасху, Троицу.

Вот так подобные соглашения — пункт за пунктом, год за годом, повсеместно, под воздействием короля или же другого государя и более мелких сеньоров — заменяли произвол, неопределенность. Вот так властная иерархия, с вершины до основания, оказывалась стянутой письменной формой. Конечно, эта форма не одержала верх над памятью. Но благодаря ей память закреплялась. Обычай, как это произошло с кутюмом, относившимся к фьефам, становился законом (текст, который я привел в качестве примера, свидетельствует об этом). Он начинает походить на тот закон, который Церковь сохраняла в сборниках своих установлений. Таким образом, незаметно, благодаря постепенному расширению сферы применения письменности власть сеньоров (которую эта письменность обычно укрепляла, но одновременно делала своей пленницей) попадала в руки профессионалов-законников.

За год до своей поездки в Лаон Людовик VI отправился во Фландрию, чтобы совершить отмщение Божие — «очистить этот край от греха», как выражался Сугерий, но также и ради своей собственной мести. Он одновременно хотел и продемонстрировать державную мощь в этом беспокойном фьефе королевства. На данном событии я остановлюсь несколько подробнее, ибо оно позволяет выявить структуры.