История Французской революции. Том 2

Процесс затянулся. Обвинения были такими неопределенными, что суд колебался. Дочь Кюстина и многие лица, принимавшие в обвиняемом участие, хлопотали за него: хотя страх был велик, однако в то время еще осмеливались выказывать некоторое участие к жертвам. Но вот у якобинцев раздались обвинения и против

Революционного трибунала. «Прискорбно, – сказал там Эбер, – находиться перед необходимостью обличать власть, которая была надеждой патриотов, которая сначала заслужила их доверие, а теперь скоро станет для них бичом. Революционный трибунал собирается оправдать злодея, в пользу которого, правда, повсюду ходатайствуют самые хорошенькие парижанки. Дочь Кюстина, так же искусно разыгрывающая комедию здесь, как разыгрывал ее отец во главе армий, ходит ко всем и всё на свете обещает, чтобы добиться помилования». Робеспьер, со своей стороны, обличал овладевшие судом дух интриги и любовь к формальностям и утверждал, что Кюстин достоин смерти уже за одно то, что хотел увезти артиллерию из Лилля.

Венсан, в свою очередь, перебрал весь архив и принес письма и приказы, в авторстве которых обвиняли Ктостина, хотя в них, уж конечно, не было ничего преступного. Фукье-Тенвиль, основываясь на них, вывел между Кюстином и Дюмурье параллель, которая погубила несчастного генерала. «Дюмурье, – сказал он, – быстро двинулся в Бельгию и не менее быстро из нее ушел, оставляя неприятелю солдат, склады и представителей. Так и Кюстин быстро двинулся в Германию, бросил солдат во Франкфурте и Майнце и хотел вместе с этим последним городом предать в руки врагов двадцать тысяч человек, двух представителей и всю артиллерию, нарочно вывезенную из Страсбурга. Подобно Дюмурье, он дурно говорил о якобинцах и Конвенте и расстреливал храбрых волонтеров под предлогом сохранения дисциплины».

После проведения этой параллели трибунал более не колебался. Кюстин в продолжение двух часов объяснял свои военные операции, а Тронсон дю Кудре защищал его административную и гражданскую деятельность, но безрезультатно. Суд объявил генерала виновным, к большой радости якобинцев и кордельеров, наполнивших залу. Однако Кюстин был осужден не единодушно: по трем предложенным против него обвинениям было десять, десять и восемь голосов из одиннадцати. Когда президент спросил генерала, не имеет ли он, чего еще сказать, Кюстин обвел залу взором и, не находя более своих защитников, ответил: «У меня больше нет защитников; я умираю спокойным и невиновным».

Он был казнен на следующее утро. Вид эшафота как будто заставил колебаться этого воина, известного своей храбростью. Однако он стал на колени у подножья лестницы, прочел краткую молитву, оправился и мужественно встретил смерть. Такой была кончина несчастного генерала, который не имел недостатка ни в уме, ни в твердости характера, но грешил непоследовательностью и излишней самоуверенностью и совершил три капитальные ошибки. Ни одна из них, однако, не заслуживала смерти; он был казнен больше потому, что нельзя было казнить Дюмурье.

Казнь Кюстина послужила грозным уроком военачальникам и сигналом к безусловному повиновению приказаниям революционного правительства. Этим приговором открылся непрерывный ряд казней. Было сделано новое распоряжение об ускорении процесса Марии-Антуанетты. Столько раз требуемый обвинительный акт против жирондистов, до сих пор еще не составленный, был представлен Конвенту. Написал его Сен-Жюст. Несколько петиций, внесенных якобинцами, заставили Конвент принять его. Он был направлен не только против знаменитых двадцати двух и членов Комиссии двенадцати, но еще и против семидесяти трех членов правой стороны, хранивших мертвое молчание с самой победы Горы и составивших весьма известный протест против событий 31 мая и 2 июня. Несколько бешеных монтаньяров хотели обвинения – то есть смерти всех этих лиц, – но Робеспьер был против этого и предложил среднюю меру: первых и вторых судить Революционным трибуналом, а семьдесят три депутата посадить под арест. Так и сделали. Двери залы были тотчас же заперты, семьдесят три народных представителя были арестованы, а Фукье-Тенвиль получил предписание заняться несчастными жирондистами.

Так Конвент, делаясь всё послушнее, допустил приказ об умерщвлении части своих членов.

Глава XXVIII

Взятие Лиона – Победа при Ватиньи – Бегство вандейцев за Луару – Неудачи на Рейне

Каждая неудача пробуждала революционную энергию, а эта энергия вызывала следующую удачу. Так постоянно происходило во всю эту достопамятную кампанию. С поражения при Неервиндене до половины августа тянулся непрерывный ряд бедствий, который наконец вызвал отчаянные усилия. Уничтожение федерализма, защита Нанта, победа при Ондскоте, снятие блокады Дюнкерка стали плодами этих усилий. Новые неудачи при Менене, Пирмазенсе, в Пиренеях, при Торфу и Короне в Вандее вызвали взрыв энергии, которая должна была привести к благоприятным результатам на всех театрах войны.