История героя: Огонь наших душ

— Ты извинишься перед королевой, — жестко сказал Кьелл. — За дерзкий тон, приставший не дипломату, но наглецу, и за неуместные попытки указывать ей, кого привечать в своем окружении, а кого изгонять из него. И ты извинишься передо мной, за оскорбительное поведение. Иначе…

Никто не увидел, как цзянь с изображением Кохопа и Тангалоа на гарде покинул ножны. Никто же не заметил и момент, когда он вернулся в них. Прозвучал короткий свист, перед лицом рауатайца взблеснуло серебряным, и белый в чёрную полоску тюрбан Токомару медленно распался на полосы ткани, соскользнувшие с невредимой головы дипломата.

— Ты почувствовал это, Токомару? — ласково спросил Кьелл. — Именно так ощущается прошедшая совсем рядом смерть. Я не слышу твоих извинений! — внезапно повысил он голос.

— Я… я прошу прощения за мою дерзость, ваше величество, — зачастил рауатаец. На его висках выступили бисеринки пота. — И ты прими мои извинения, Видящий из Некетаки. Я был непозволительно груб.

— Так-то лучше, — гламфеллен вновь был спокоен и доброжелателен. — И помни, Токомару: Дедфайр проживет без Рауатая. Дедфайр также переживет и недовольство Рауатая, и его откровенную агрессию. Мы уже ее пережили. Но вместо того, чтобы отвечать злом на зло, мы готовы забыть о нанесенных вами обидах, ради мирного сосуществования. Цени это, — он развернулся и прошел обратно к своему креслу. Удобно устроившись на нем, он спокойно обозрел нервно переглядывающихся рауатайцев.

— Я все же отвечу на заданный тобой вопрос, дипломат, — раздался бесстрастный голос Онеказы. — Здесь нет посторонних. Более того, я не приказываю Видящему из Некетаки…

«Еще как приказываешь, а я с огромным удовольствием подчиняюсь,” подумал Кьелл, вспомнив некоторые моменты, не имеющие ни малейшего отношения к дипломатии и государственным делам. Ответное телепатическое касание королевы было полным веселья и нежности.

— …Я могу лишь просить его, — продолжила она все так же спокойно. — Он — друг короны Хуана, а не ее подданный. Все ваши претензии к нему вы можете высказать ему лично. Но продолжим…

Дипломатическая битва закончилась сокрушительной победой Онеказы по всем фронтам. Кьелл вставил еще несколько реплик в продолжившуюся беседу королевы с рауатайцами, но его помощь требовалась все реже — обретший вежливость Токомару больше не осмеливался спорить с королевой так же нахально, как и ранее, и мгновенно сникал, когда Кьелл отвечал на его робкие возражения. Когда группа рауатайцев уже собиралась уходить, внимание бледного эльфа привлек один из них. Пусть он и был согбен преждевременной старостью, и лицо его было еще более обрюзгшим, чем в их последнюю встречу, эльф мгновенно узнал его, и поднявшись, шагнул в его сторону.

— Кана, — окликнул он старого знакомца. Тот поднял на бледного эльфа печальный взгляд.

— Тебе что-то нужно, Кьелл? — его тон был спокойным, с ноткой грусти.

— Я знаю, что любые мои слова будут для тебя пустыми и бессмысленными, — тихо обратился к нему гламфеллен, — но я обязан их сказать. Верь мне, я сделал бы по-другому, если бы мог.

— Сочту это извинениями, Кьелл, — безрадостно улыбнулся аумауа. — Ты изменился, и заметно.

— Любовь меняет нас разительно и непредсказуемо, — гламфеллен встретил взгляд былого соратника спокойно, пусть и с толикой грусти. — Воля небес, Кана. Мы, смертные, можем лишь следовать ей. Я никогда не был рад тому, что воля небес развела нас по разные стороны баррикад.

— Тот Кьелл, которого я помню, не испытывал большого пиетета перед богами и их волей, — с тенью удивления поглядел на него немолодой чантер. — И уж тем более, он не стал бы оправдывать богами свои решения.

— Я не о богах сейчас, Кана, — ответил эльф. — Боги, порождения разумных, и сами подчиняются воле небес. Но не будем устраивать философскую дискуссию. Я не жалею ни о едином своем деянии, что я совершил ради любви, и не забрал бы ни одно из них обратно. Но мне жаль, что, волею небес, моя любовь сделала нас противниками.

— А твоя любимая… — медленно проговорил Кана, с нарождающимся пониманием в глазах.

— Моя любимая сидит на троне Хуана, — просто ответил Кьелл на этот полузаданный вопрос, — и я жизнь положу ради нее.

— Я до последнего ожидал, что ты опровергнешь это мое подозрение, — аумауа покачал головой, и в его глазах показалось неподдельное удивление. — Значит, все могло бы быть по-другому, ответь ты на чувства моей непутевой сестренки?

— Могло. Но… — эльф с грустной улыбкой пожал плечами.

— Воля небес, да? — прищурился Кана, и озадаченно хмыкнул. — Мне нужно будет обдумать эту концепцию. Что же, Кьелл, я вынужден откланяться — мои старые кости заранее ноют, предчувствуя, как я буду догонять моих товарищей-дипломатов. Прощай, — он развернулся было, чтобы уйти, но остановился, вновь обратив к Кьеллу лицо, на котором виделся вопрос. — Тот необычный монумент в бухте… Он ведь твоих рук дело?

— Именно, — улыбнулся эльф. — Ошибок в рауатайском тексте нет? Сам знаешь, как оно бывает с переводчиками.

— Нет, все три надписи идентичны, — рассеянно ответил аумауа. — Но скажи мне, что такое эта «духовная табличка»?