История героя: Огонь наших душ

Гламфеллен, все еще подстегиваемый адреналином, дернулся было в сторону этого существа, то ли нежити, то ли истощенного до предела разумного, но не успел. Его тело сковало прочнейшими оковами, потянув его к центру комнаты, вздернув вверх, и распяв в позе витрувианского человека. Он успел краем глаза уловить причину своего пленения — засветившиеся на розовых стенах из плоти линии рун, — и исторг из пальцев импульс ци в направлении одной из них. Руна послушно погасла, но давление, грозящее сокрушить тело бледного эльфа, ослабло лишь самую малость, не давая ему ни шанса на свободу. Он непрерывно сжигал ци в исполнении техники Золотой Рубашки, спасая себя от смерти муравья под сапогом, но ни на что другое его сил не хватало. Попытавшись обратиться к своим псионическим способностям, он наткнулся на непреодолимую стену, полыхавшую океанами эссенции. Божество могло бы проникнуть сквозь нее, но никак не смертный. В точке, куда ударила пальцевая техника, виднелась крохотная прореха в этом сверхпрочном псионическом щите, но даже и более искусный сайфер не дотянулся бы сквозь эту замочную скважину до чего-либо, могущего перевернуть ситуацию.

— Игрушка богов сломала мою игрушку, — раздался голос, хриплый и тяжелый, подобный звукам, что мог бы издать заговоривший труп. Это было недалеко от истины — говорила сидящая в каменном кресле. Аураник, никем другим эта женщина быть не могла.

— В ответ, я сломаю игрушку богов, пусть она и думает, что может сопротивляться, что ее жизнь еще не кончилась, — женщина рассмеялась хриплым и кашляющим смехом. — Я знаю все о тебе, Видящий из нескольких мест, я видела каждую твою жизнь, каждый твой триумф, и каждое поражение. Ты проиграл задолго до того, как вошел в сердце моего титана, задолго до того, как решил сопротивляться мне, вместо того, чтобы покориться. Ты проиграл, едва лишь твоя жизнь началась, — она снова рассмеялась, и смех ее звучал, словно стук костей черепа, катящегося по каменному полу склепа.

— Ты считал себя непобедимым, ты, которому покровительствует бог, — продолжала она, — но этот титан открыл мне такие тайны, о каких ты не смеешь и мечтать. Ты — открытая книга для меня, книга короткая, и подошедшая к концу, — ее глаза, выглядящие мутными озерами воды в глазницах пустого черепа, сфокусировались на нем. — Сейчас моя магия раздавит тебя, а потом, я прикажу Зверям Снов разорвать твоих маленьких пешек, что так упрямо цепляются за жизнь, — прошипела Аураник. — Все кончено, Кьелл, Си-а-о-фан, Алье-сан-дер.

Это не удивило бы Кьелла, даже если бы он был способен удивляться сейчас — достаточно сильный псионик мог бы проникнуть в его разум и вызнать все о его прошлых жизнях. Нечто подобное уже не раз делала Онеказа. В этой же безумной обители Ваэля могло случиться и большее, чем раскрытие его невеликого секрета о чужих душах. Кьелл отметил слова Аураник краем сознания, все еще лихорадочно перебирая все доступные ему способы бежать, сражаться, сбросить давящую на него гидравлическим прессом магию, но не находя ничего. Он мог бы сжечь остатки сил источника на еще одно сверхусилие, что подарит ему свободу двигаться на краткий миг, но это не принесло бы ему никаких преимуществ — его враг был слишком далеко для удара, а меч все ещё лежал в ножнах. Он мог бы попытаться расширить псионикой брешь в рунной защите, но знал, что скорее истощит всю свою эссенцию, чем сдвинет этот монолит с места. Но что-то все же не позволяло ему сдаться, либо броситься в последнюю самоубийственную атаку, что разменяла бы все его силы, и его жизнь, на один достигший врага удар. Что-то останавливало его. Кьелл потянулся к этому чувству, к своей надежде, к тому последнему якорю его разума, что не позволял ему соскользнуть в пучину отчаяния. Потянулся, и ощутил изумление и радость от осознанного.

Он давно знал, что не одинок на Эоре, что его любимая всегда будет с ним, но воспринимал это больше метафорически, как аллегорию их союза. Сейчас, он ощутил ее присутствие так, словно она действительно была с ним рядом. Гламфеллен чувствовал спокойную уверенность ее души, полыхающей пламенем силы. А еще он чувствовал нечто в сердце этого огонька, еще один, другой источник тепла, маленький, но упрямый и стойкий, излучающий залихватскую веселость и интерес. Он не сразу понял, что видит, но когда осознал это, сердце Кьелла наполнилось новой решительностью. Он знал теперь, что двое самых дорогих ему разумных могут поддержать его, и видел, как их поддержка принесет ему победу.