Когда солдат перегоняли из казарм во двор окружного суда, юнкера приказали им идти с поднятыми руками. Победители боялись побеждённых, даже безоружных. Озверевшие палачи отказались накормить голодных солдат.
Кремль пал.
Торжествующая контрреволюция, захлебываясь, сообщала «Всем, всем, всем…»:
«Кремль занят. Главное сопротивление сломлено. Но в Москве ещё продолжается уличная борьба. Дабы, с одной стороны, избежать ненужных жертв и чтоб, с другой стороны, не стеснять выполнения всех боевых задач, по праву принадлежащему мне на основании военного положения, запрещающего всякие сборища и всякий выход на улицу без пропуска домовых комитетов»[513]
.В радостной спешке Рябцев даже не потрудился отредактировать приказ. Соглашатели перепечатали его в своих газетах с ошибками. Впрочем жители Москвы и без того понимали, чем грозит появление на улицах безоружным: судьба солдат в Кремле стала широко известна.
«Комитет общественной безопасности», признавая «мятеж в Москве подавленным», подтверждал, что по улицам «будут ездить броневые автомобили в патрулями, которые в случае вооружённого сопротивления или стрельбы откроют огонь»[514]
.Зачем броневики, раз мятеж подавлен? Кто будет сопротивляться, раз с восставшими покончено? Эти недоуменные вопросы вставали перед читателями хвастливых приказов.
О победе сообщили в Ставку.
«Мятежники потеряли почву, и восстание приняло неорганизованный характер, — докладывал помощник командующего войсками поручик Ровный. — Есть попытки собраться около здания Совета депутатов в генерал-губернаторском доме. По отношению к мятежникам, засевшим там, тоже предъявлен ультиматум»[515]
.Генерал-квартирмейстер штаба верховного главнокомандующего генерал Дитерихс, старый опытный усмиритель, счёл нужным прочитать по проводу более молодому усмирителю целую лекцию: «Позвольте вам посоветовать в уличном мятеже меньше останавливаться на ультиматумах, так как это даёт время мятежникам оправляться и устраивать новые гнёзда. Уличный мятеж должен подавляться быстрыми, решительными действиями, не дробя своих сил по всему городу. Такой элемент, как вы имеете в юнкерах, исключительно благоприятный, не надо только утомлять их затяжкой дела ультиматумами. Дело ясное — мерзавцы должны быть уничтожены, никаких договоров с ними не может быть.
Дитерихс»[516]
.В ответ на нотацию из Москвы ответили:
«Командующий войсками в полном согласии с комитетом общественной безопасности до последней минуты хотел избежать кровопролитной гражданской войны и предотвратить события путём мирного разрешения. Когда оказалось это невозможным, приступлено к подавлению мятежа самыми решительными мерами, и с мятежниками расправляются беспощадным образом»[517]
.Чтобы облегчить беспощадную расправу, Ставка сообщила, что с Западного фронта выслана батарея Сибирского казачьего артиллерийского дивизиона с прикрытием в один взвод от Кавказской кавалерийской дивизии. Пушки подойдут, возможно, к вечеру 28 октября[518]
.Итоги дня: тщательной подготовкой и решительностью контрреволюция добилась значительного успеха.
В Москве в первые дни борьбы руководители восстания допустили ряд ошибок, которые привели к затяжке борьбы.
Вот главные из них:
1. Партийный боевой центр был избран 25 октября — ещё до того, как Московскому комитету большевиков стало известно о переходе в Петрограде власти к Советам. Партийный центр приступил к работе сразу. Он быстро послал занять телеграф, телефонную станцию и Главный почтамт. Но он ее принял достаточных мер к тому, чтобы организовать в отряды и как следует вооружить лучших рабочих для наступления и окружения центров врага, как рекомендовал Ленин.
Необходимое для Красной гвардии и солдат гарнизона оружие имелось в кремлёвском арсенале, патроны — на Симоновских патронных и пороховых складах.
Руководители восстания в первый момент не обратили должного внимания на Симоновские склады. Кремль был занят только утром 26 октября. Коммуникации с Кремлём и его арсеналом не были обеспечены.
Между тем ночью юнкера заняли Манеж, находящийся у Троицких ворот Кремля. И когда 26-го утром в Кремль были направлены за оружием грузовики, то юнкера не пропустили их обратно, установив у кремлёвских ворот контроль.
Руководившие занятием почты и телеграфа товарищи не проявили достаточной бдительности. Оказалось, что служащие продолжали поддерживать контрреволюцию. Они доставляли городской думе и штабу военного округа телеграммы, предоставляли для переговоров прямые провода и систематически обслуживали телефонные разговоры врагов.