После июльских дней, особенно в августе, правительство пошло по пути открытого наступления на железнодорожный пролетариат. Новый курс заключался в ликвидации "некрасовской весны" - так называли период, когда министр транспорта "левый" кадет Некрасов еще вынужден был считаться с массами, - и в осуществлении корниловщины на транспорте. После июльских дней партия кадетов выступила с резким протестом против известного циркуляра Некрасова Ж 6321. Изданный еще 27 мая циркуляр этот признавал профсоюзы и железнодорожные комитеты на транспорте. Им было предоставлено даже право контроля за работой дорог. Этот период на транспорте и был назван "некрасовской весной". Кадеты заявили, что опыт, проделанный над русским железнодорожным делом, был неудачен. Особое совещание по перевозкам высказалось за ликвидацию циркуляра Ж 6321, за повышение ответственности должностных лиц, за отмену всяких контрольных функций рабочих и служащих, за право издавать обязательные постановления, на основе которых дисциплинарные суды могли бы подвергать виновных аресту и притом в самом срочном порядке.
На заседании Русско-американского комитета в присутствии "высшего авторитета" "знатного иностранца" Стивенса - председателя американской железнодорожной комиссии в России - указывалось:
"В железнодорожном деле должна быть твердая власть. Участие служащих в управлении дорогами недопустимо"[484].
Совет частных железных дорог открыто выступил за полное и безусловное восстановление на транспорте дореволюционных условий труда. На московском "совещании общественных деятелей" 8 августа был поставлен вопрос о милитаризации железных дорог. Председатель совета частных железных дорог Н. Д. Байдак в беседе с журналистами заявил, что "железные дороги должны быть немедленно объявлены на особом положении"[485].
Милитаризация железных дорог была тем "новым словом", которое сказал в своей программе сам Корнилов. Перед своим выступлением генерал требовал: "Железные дороги должны быть объявлены на военном положении"[486].
Но для осуществления корниловского похода на рабочий класс Некрасов казался буржуазии слишком мягким. Нужен был человек твердой руки. Он необязательно должен был быть кадетом или еще правее. Напротив, лучше было иметь "социалиста", который бы умел выполнять волю буржуазии так же честно, как меньшевики Скобелев и Никитин или эсеры С. Маслов и Чернов. Такой Корнилов на транспорте нашелся. Начальники дорог выдвинули кандидатуру эсера С. Г. Тахтамышева, того самого, который намечался Корниловым в состав диктаторского правительства. С первых же шагов новый министр вполне оправдал доверие буржуазии. Выступив 16 июля на I железнодорожном съезде с целью позолотить горькую пилюлю корниловского лекарства для излечения тяжело больного транспорта, он начал свое выступление с характеристики счастливой жизни рабочей аристократии в Англии: "Какое счастье должен испытывать английский рабочий. Я заглядывал в рабочие квартиры: у рабочих три комнаты, кухня, рояль... Не за горами то время, когда русский рабочий подобно рабочему Англии, придя домой в светлую культурную квартиру из трех-четырех комнат, услышит прекрасный домашний концерт: дочь играет на пианино, сын на скрипке"[487].
Затем, перейдя от изображения райского будущего к настоящему, он сообщил съезду, что "административно-распорядительная власть на дорогах принадлежит органам правительственной власти. Никакие вмешательства в распоряжения этих органов недопустимы"[488].
Рабочие Казанки прозвали после этого Тахтамышева "скрипкой", а членов Временного правительства - "скрипачами". Выступление Тахтамышева вызвало широкий поход администрации на комитеты: их лишали помещений, членов их выгоняли со службы и предавали суду.
После ретивого эсера министром стал кадет П. Н. Юренев. Он заявил о полной солидарности с деятельностью Тахтамышева. Юренев дополнил программу действий Тахтамышева в своем выступлении на Всероссийском железнодорожном съезде 1 августа: "Я считаю, что вмешательство в распорядительную деятельность администрации частных лиц и организаций, правительством на то не уполномоченных, вмешательство, вносящее разруху в движение, сопровождаемое самочинным удалением тех или иных ответственных лиц и в результате создающее для технической части железнодорожного хозяйства невозможное положение в момент, который мы переживаем сейчас на фронте, в момент военных неудач и крайней опасности для государства, - я считаю такое вмешательство государственным преступлением! И правительство обязано со всей полнотой власти реагировать на подобные попытки как на явления явно антигосударственные"[489].
Юренев решительно выступил против рабочих требований о повышении заработной платы. На требование рабочих московских железнодорожных мастерских он отрезал: "Денег нет". И такой стандартный ответ он давал всем.