История греческой литературы Том III

Ты воскресить его к жизни и к свету дневному не можешь;В воздух (незримо душа унеслась, а тела останкиСжег беспощадный огонь и кости земля восприяла.Как он расцвел, так увял. А ты бесконечное гореДолжен с терпеньем нести. Ведь и мне печальную гибель

Сына увидеть пришлось; не хуже он был Махаона,Разумом светлым он был одарен; из воинов юныхБыл ли другой, кто с отцом был связан такою) любовью?Ради меня он погиб; он отца от гибели чернойТелом своим защитил; но в день его смерти заставилЯ себя пищу вкусить и живым зари я дождался,

Зная, что смертны мы все, что сойдем этой общей дорогойВсе мы в жилище Аида, что всем нам поставлены граниМрачные горькой судьбой; потому подобает нам, смертным,Все претерпеть, что нам бог ниспошлет, — и радость, и горе.(VII, 41-55)

Агамемнон и Филоктет тоже обмениваются философскими рассуждениями об изменчивости судьбы и человеческих сердец. По убеждению героев Квинта, существенной частью смертного человека является не тело, а душа. В одном сравнении, упоминая о смерти Геракла, Квинт говорит:

...Вся Эта стоналаВ час, как горел он живым; его дух с эфиром смешался,Славного мужа покинув, и сам он к богам приобщился,Тело ж страдавшего много земля в это время сокрыла.(V, 646-649)

Поэма Квинта заканчивается описанием страшной бури, которую Афина посылает на греков как кару за нечестие Аякса Оилида и в которой гибнет, уже достигнув берега родины, сам Аякс; Посейдон же в ночь после отплытия греков разрушает деревянные стены. Этот конец поэмы отнюдь не случаен и не является только хронологическим окончанием войны, как может показаться на первый взгляд; он совершенно логически подводит морализующий итог всему повествованию. Троянцы погибли за нарушение закона гостеприимства, но греки тоже несут кару за свои преступления, а быстрое разрушение их стен — доказательство хрупкости дел рук человеческих.

В этих общих мыслях о судьбе людей и заключается то внутреннее единство поэмы Квинта, которого нельзя найти в ее слабо скрепленной фабуле; именно идейный стержень придает известную цельность этой поэме, которая рассказывает о древних героях, но рассказывает по-новому.

Язык Квинта близко примыкает к языку поэм Гомера; но Квинт не является рабским последователем Гомера и нередко вводит новые, современные формы и обороты речи. Детального исследования словаря, грамматических и метрических особенностей поэмы не имеется. Из общепринятых во всех эпических поэмах литературных приемов наибольшей любовью Квинта пользуются сравнения, которые щедро рассыпаны по всему произведению, местами даже излишне нагромождены; среди них встречаются очень красивые. Они охватывают приблизительно тот же круг представлений, что у Гомера (явления природы, сельский быт, охота, жизнь диких зверей, мореплавание) и на первый взгляд очень похожи на сравнения в гомеровских поэмах, хотя ни одно не перенесено буквально. Однако при более внимательном чтении можно заметить, что они значительно менее конкретны и наглядны; можно видеть, что Квинт был не так хорошо знаком с устройством корабля и тем более колесницы, с упряжкой лошади и т. п. Он предпочитает при описании трудовых процессов общее, а не частное выражение, не специальный термин, вследствие чего картина получается более расплывчатая. То же относится к описанию одежды и оружия.

Совершенно оригинальным является сравнение Приама со слепцом, прозревшим после операции: его зрение еще неполное, так же неполна и радость Приама, потерявшего Гектора; но все-таки слепец видит вновь, а Приам способен радоваться неожиданной помощи.

Квинт строго соблюдает и другие "общие" места" эпических поэм: у него есть длинное описание кубка Приама и оружия Ахилла, подробный рассказ о состязаниях в разных видах физических упражнений: введено даже состязание в речах.

Что касается отношения Квинта к историческим событиям, то он является сознательным и намеренным архаизатором, но все же у него имеются три анахронизма — состязание в верховой езде, применение пыток и предложение атаковать Трою знаменитым римским приемом "черепахи".