История греческой литературы Том III

Как и прежде, между ними нет непереходимой грани: философы обычно владеют риторической культурой, риторы постоянно оперируют темами и понятиями, выработанными философией. Между тем под этими двумя наименованиями кроются разные типы восприятия мира и человеческого поведения. Философы I и II вв. н. э. независимо от принадлежности к той или иной школе сосредоточивают внимание на этических проблемах. Ставятся задачи личного усовершенствования, ведется проповедь пренебрежения к общепринятым социальным ценностям. Как некий идеальный принцип устанавливается необходимость строить свою жизнь, вплоть до внешнего облика и одежды, в соответствии с исповедуемым учением. Римским властям эти круги философов неоднократно представлялись в политическом отношении не вполне благонадежными. В I в. стоики еще не раз оказывались в оппозиции к императорскому режиму, подвергаясь изгнаниям и казням. В 93 г. Домициан изгнал философов из Рима и из Италии. И действительно, в недрах разнообразных философских школ зачастую таидись семена республиканского свободомыслия и развивалось в известной мере критическое отношение к существующему социальному порядку; правда, это не выливалось ни в какие активные действия. Однако к концу II в. недоверчивое отношение к философии в значительной степени было преодолено: Марк Аврелий учреждает философские кафедры, которые должны были содержаться государством.

С другой стороны, и среди тех, кто причислял себя к риторам и софистам, подчас проявлялось весьма сдержанное отношение к Риму. Однако такие настроения обнаруживались лишь от случая к случаю. Господствующей и обязательной была иная точка зрения — восхваление Рима как повелителя и умиротворителя вселенной. Исходя из этого воззрения, произносят свои речи бесчисленные софисты, скитающиеся по всем частям римской державы, и новая софистика пользуется всяческой поддержкой Рима. Ремесло софиста является весьма выгодной профессией, привлекающей множество адептов. В руках софистов оказывается школа, в которой риторика была основным предметом обучения; через их руки проходит почти вся молодежь высших классов, включая сыновей императоров. Более того, Марк Аврелий, уже став императором, учится у Гермогена; присутствие императоров и членов их семей на декламациях софистов было обычным делом. Но кроме педагогической деятельности, софисты получают также доступ к выгодным и высоким постам в городах и в императорской администрации; их выступления играют видную роль в сношениях городов между собою или с центральною властью.

Даже рядовые учителя риторики часто получают жалование из городской или государственной казны, а знаменитых ораторов осыпают всяческими почестями; народные собрания прославляют их особыми постановлениями и воздвигают им статуи при жизни. Все это создает впечатление художественной деятельности, одобряемой и поощряемой властями империи. В конце концов, софистическое красноречие оказывается одной из основных форм господствующей идеологии императорской эпохи. Государственные или семейные торжества обычно служили поводом для выступлений известных софистов; о них объявлялось заранее; причем в иных случаях многотысячные толпы народа заполняли театры или специально оборудованные залы. Особенно великолепною бывала обстановка этих выступлений, когда они происходили во время олимпийских или иных традиционных празднеств, а также при совершении пышных обрядов государственного культа.

Сам внешний облик софиста вполне гармонировал с общим стилем всего торжества. Как для философов этого времени традиционными сделались простая одежда и подчеркнутое пренебрежение к уходу за телом, так для выступающих софистов чем-то обязательным представлялись богатство одеяний и блеск украшений: рассчитан был каждый жест руки, каждый по-ворот головы, малейшее движение тела. Искусно поставленный голос опытного оратора позволял ему усилить впечатление богатыми и разнообразными модуляциями. Напевная манера исполнения прекрасно способствовала надлежащей подаче каждой фразы, ритмика которой была виртуозно разработана.

При таких условиях нет ничего удивительного в том, что незнание язы-ка не служило препятствием для получения эстетического: наслаждения. Любопытны с этой точки зрения слова Филострата об ораторских успехах прославленного софиста Фаворина: "Когда он выступал с речами в Риме, все были полны восхищения; ведь и для тех, кто не понимал греческого языка, слушание не было лишено удовольствия, так как и их он чаровал звучанием голоса, выразительностью взгляда и ритмичностью речи" [88].