Инквизиторы, естественно, частенько злоупотребляли этой процедурой, и только незадолго до Великой французской революции от пыток окончательно отказались.
В Азии и, в еще большей степени, в Африке ордалии как средство выявления истины использовались на протяжении многих веков. Все дело в том, что в данных регионах, в отличие от Европы, имеется огромное множество доступных, сильнодействующих ядов природного происхождения. Вероятно, отрава больше подходит для судебного испытания, чем кипящее масло или раскаленное железо. Попробуйте-ка провести судей, если вам кладут в руку кусок нагретого докрасна металла или заставляют окунуться в бассейн с кипящей водой! А вот яд, изготавливаемый из семян, коры и корней, можно по желанию сделать более или менее токсичным.
Результат испытания железом или водой очевиден, и решение судей обжалованию не подлежит. Другое дело, когда применяют яд: мнения нередко расходятся, и возникает масса сомнений. Сам приговор и его исполнение как бы сливаются в одно целое и при этом утрачивают всю свою категоричность. Точно установить, виновен или невиновен подсудимый, очень трудно, поскольку сопротивляемость яду в огромной степени зависит от телосложения и здоровья человека. Кроме того, мастер-отравитель имеет право увеличить или уменьшить дозу по собственному усмотрению, причем публика ему и слова не скажет.
Таким образом, руководители этих странных церемоний обладали безраздельной властью над подсудимыми. Изначально данная процедура рассматривалась как магическое действо, и поэтому все участники свято верили в непогрешимость суда и не боялись подвергнуться испытанию. Многие восторженно заклинали хтоническое божество, по их представлениям, обитавшее в яде, и, не задумываясь, проглатывали зелье.
«О яд! О сын Брамы! Истинный и справедливый! Сними с меня это тяжкое обвинение и, ежели я сказал правду, стань для меня истинным нектаром!»
В Азии, главным образом, в Индии, брахманическая вера всячески поощряла употребление отвара из волчьего корня, ну а в черной Африке и на Мадагаскаре отравителям было настоящее раздолье. Яд считался неотъемлемой частью жизни общества на индивидуальном и общинном уровне; эта система распалась только с приходом белых. Колониальные власти тотчас же запретили судебное испытание ядом, и туземцам сперва приходилось прятаться в чаще тропического леса, а затем существенно видоизменить весь ритуал.
Ордалии широко использовались для разрешения уголовных дел, в которых судилось не более двух-трех сторон.
Многие из подобных разбирательств ставили в тупик европейцев и, в частности, колониальное правосудие.
В 1925 году как минимум четырех человек обвинили в смерти младенца, умершего в результате болезни. Двух подсудимых приговорили к испытанию ядом, одна из них погибла. Колониальные власти поспешили вмешаться, чтобы с грехом пополам уладить дело.
Ребенок, явившийся предметом тяжбы, уже довольно долгое время болел, и состояние его здоровья неуклонно ухудшалось. Тогда отец ребенка позвал колдуна, чтобы он прояснил ситуацию и поведал, кто навлек беду на сына. Шаман вошел в хижину; в ней горел огонь. Внимательно присмотревшись к пламени, колдун высыпал в костер таинственный порошок. Дрова запылали еще ярче, а колдун напрягся и сосредоточился, словно бы ему предстало видение. Наконец кудесник вышел из священного оцепенения и глухим голосом отчетливо произнес два слова — Рагайетто и Ясиманджи. Это были имена соседок и хороших знакомых, якобы плясавших в языках пламени перед мысленным взором шамана.
Сомнений не оставалось: именно Рагайетто и Ясиманджи виноваты в несчастьях сына. Они занимались «черевным колдовством» и страшно хотели навести порчу на малыша. Насланная ими тяжелая болезнь прямо-таки извела мальчика. Мать тотчас же разыскала обеих женщин. Поведав колдуньям об откровениях шамана, мать велела им явиться к ложу сына и снять порчу. Обе женщины внимательно ее выслушали, но одна лишь Рагайетто явилась с водой для ритуального окропления и произнесла следующее заклинание: «Если болезнь наслала я, если злодейка Ликуду — я, да выздоровеешь еще сегодня, ибо не хочу тебе зла…»
Сказанные слова не произвели никакого эффекта, и мать решила, что колдуньей является Ясиманджи, которая сидит в своей хижине и накликает порчу на ребенка. Мать повторно и на этот раз прилюдно произнесла обвинение. Это было очень серьезным шагом, обрекавшим не только Ясиманджи, но и ее мужа на публичное преследование.
Снять всенародное проклятие могла только ордалия. Если бы супруги отказались от испытания, то тем самым признали бы себя виновными. Так что муж подобру-поздорову ушел в джунгли за корой ядовитого дерева