Мусульманские летописцы времен Махмуда нередко возмущались вереницами прихожан, музыкантов, танцовщиц и служителей, которые всегда окружали места индийских богослужений. И если даже для Матхуры или Сомнатха цифру в 500 брахманов и столько же танцовщиц можно посчитать преувеличением, разве не ясно, что в Танджуре их было гораздо больше? И конечно, царь и придворные вкладывали средства в постройку, украшение храма, одаривали его землями, продуктами и драгоценностями, чтобы он мог содержать этих людей и проводить обряды. За храмом числились участки плодородной земли по всему государству Чолов, вплоть до Шри-Ланки. Некоторые из этих владений он сдавал внаймы. Иными словами, храм обладал правами города, служил центром перераспределения богатств и центром, объединяющим царство. А поскольку за его экономикой присматривали царские чиновники, цари могли вмешиваться во внутренние дела храма{158}
.Из надписей следует, что главным меценатом выступал сам Раджараджа, и многие из его даров были военными трофеями. Они насчитывали 230 кг золота, а серебра еще больше и уйму драгоценных камней. Другим храмам тоже доставалось от царских щедрот. Для Чолов, как и для Газневидов, грабеж был насущной необходимостью и главным оправданием военных авантюр. Возможно, постоянные походы и проявления либеральности в промежутках между ними — единственное, что могло скреплять воедино империю Чолов. Такие «геройские» нападения на соседних царей и походы в дальние земли можно было с легкостью применить «для домашних нужд». Ими измерялась царская доблесть и мера самодержавной власти.
Иногда царство Чолов сравнивают с Франкским королевством средневековой Европы. Известный французский историк Жорж Дюби пишет: «Что касается этих королей, их престиж являлся отражением либеральности. Они присваивали огромное количество добра только для того, чтобы более милостиво одаривать»{159}
. При каждом из королей этот процесс оказывался «вершиной системы свободного обмена, пронизывавшей всю ткань общества и делавшей институт королевской власти реальным регулятором экономики». Комментируя это наблюдение, американский специалист по древней истории южной Индии проводит очевидную параллель. «Сокровища, накопленные на благие цели Карлом Мартеллом или Карлом Великим, не идут ни в какое сравнение с добычей, награбленной Раджараджой в землях Чера и Пандья, а потом отданных великолепному храму в Танджуре»{160}.Это замечание о «политике грабежей и дарений» заканчивается выводом о том, что Чола унаследовали государство крестьянское и сегментарное, составные части которого пользовались большой степенью автономии и имели общественное имущество. При отсутствии сильного чиновничьего аппарата в центре собирать налоги было чрезвычайно трудно. Такое же положение дел могло существовать во времена Паллавов и даже раньше, но о периоде Чола мы располагаем более достоверными данными. Некоторые слова, упоминаемые в надписях, могут быть чиновничьими титулами. И другие моменты указывают, что происходило построение более централизованного, послушного, налогооблагаемого общества.
К примеру, надписи в Танджуре свидетельствуют, что была введена практика предоставлять землю брахманам (брахмадейя), чтобы обеспечить царю поддержку духовенства. Такие владения по милости царя наделяли брахманов могуществом и властью. Таким образом, брахмадейя стала путем к дальнейшей политической интеграции. А поскольку брахманы обладали знаниями о культуре земледелия — то и к повышению урожайности. Вероятно, Чолы проводили дарения регулярно, так что в каждом районе их государства появилось по 2–3 брахманских поместья. Фактически брахмадейя стала «местным ядром властной структуры династии Чолов с функциями интеграции и контроля окружающих поселений»{161}
.Схожим образом Чолы впрягли в государственную повозку различные культы, связанные с популярным на юге движением бхакти (благочестия). В темном преддверии между главным храмом и внешними стенами храма в Танджуре есть рисунки, изображающие повелителя Шиву в образе Натараджи и Трипурантаки (Повергающего демонов). Есть и поучительные сцены из преданий о Сундарамурти и связанных с ним историй о царе Черумане Перумале. Там же и найянары — тамильские святые и поэты, служившие повелителю Шиве. Здесь и альвары — вишнуистские святые и поэты. Число этих местных, тамильских и керальских, святых весьма велико. Из них некоторые — женщины, некоторые — скитальцы-парайяры, а многие вовсе и не брахманы. Похоже, движение бхакти изначально несло в себе протест против превосходства брахманов, их претензии на исключительность. Оно конкурировало с джайнизмом и буддизмом в борьбе за покровителей, поэтому некоторые секты подвергались преследованию, особенно джайнские. Чаще всего ненужными объявляли брахманские службы, считая, что имеет значение лишь личное служение и личные отношения любви и преданности между посвященным и божеством.