Из сказанного выше видно, что святая инквизиция особенно ограничивала права защиты и ставила ей всякие затруднения. Все предварительное следствие велось в тайне и не сообщалось обвиняемому. Дело его было уже предрешено раньше его ареста; его могли допрашивать, убеждать сознаться, держать целые годы в тюрьме и подвергать пыткам раньше, чем он узнавал, какие именно улики имелись против него. И только тогда, когда у него было вырвано сознание или когда инквизитор терял всякую надежду на это, ему сообщали имевшиеся против него показания, причем имена свидетелей обыкновенно умалчивались. Эта ужасная система представляет полную противоположность с просвещенной заботой избежать малейшей несправедливости, которая вдохновляла епископские суды той же эпохи. Согласно канонам Латеранского собора, касающимся компетенции консисторских судей, "обвиняемый должен был присутствовать при расследовании его дела, если оно не велось в его отсутствии по причине его неявки; ему предъявлялись все жалобы, чтобы он мог дать на них свои объяснения; имена свидетелей, равно как и их показания, должны были быть обнародованы, и должны были быть допущены все законные отводы, "так как сохранение имен в тайне могло возбуждать клевету, а отказ в отводе мог бы открыть широкое поле для деятельности лжесвидетелей".
Как резко отличалось от этого положение обвиняемого по подозрению в ереси, который заранее всегда считался виновным! Инквизитор думал не о том, чтобы избежать несправедливости, а о том, чтобы заставить обвиняемого сознаться в своем прегрешении и умолять о воссоединении его с Церковью. Чтобы легче этого добиться, систематически низвели до minimum все преимущества защиты.
Правда, собор 1246 года в Безье постановил, чтобы обвиняемому широко была предоставлена возможность защиты, включая сюда необходимые судебные сроки, возможность отводов и право опровержения; эти правила были направлены к тому, чтобы уменьшить произвол, которым уже тогда отличалась деятельность инквизиции, но на них никто не обратил ни малейшего внимания. Первоначально таинственность позволяла судье делать все, что, по его мнению, было нужно; а потом, чтобы сделать произвол еще более абсолютным, обвиняемого лишили права иметь защитника. В то время, как и теперь, сложность и сбивчивость законных формальностей ставила всякого, пришедшего в соприкосновение с судом, в необходимость обращаться к помощи опытного и сведущего юриста. Это так ясно понимали все, что в епископских судах часто давали бедным бесплатного защитника.
В хартии, дарованной в 1212 году Симоном де Монфором его новым провинциям, говорится, что правосудие будет всегда бесплатным и что неимущие истцы будут пользоваться безвозмездно юридической помощью. То же находим и в испанских законах той эпохи. Раз право на защиту признавалось в делах сравнительно незначительных, то казалось чудовищным лишать его тех, кто боролся за свое существование перед трибуналом, где обвинитель был в то же время и судьей; и Церковь вначале несколько колебалась, но она добилась своего путем обхода. Декреталий Иннокентия III, внесенный в каноническое право, запрещал адвокатам и актуариусам оказывать содействие еретикам и лицам, сочувствующим ереси, а также выступать вместо них в судах. Это запрещение, которое по мысли Папы, несомненно, относилось только к заведомо закоснелым еретикам, было вскоре распространено на людей, только подозреваемых, которые боролись единственно из-за того, чтобы доказать свою невиновность. Соборы Баланса и Альби в 1248 и в 1254 годах, предупреждая инквизиторов против адвокатских уловок, многозначительно напоминали им постановление канонического права, толкуя, что его следует применять к адвокату, который осмелился бы защищать еретика.
Эта точка зрения стала настолько господствующей, что Бернар Ги, не задумываясь, признает сочувствующими ереси адвокатов еретиков; а мы знаем, что всякий, объявленный сочувствующим ереси, признавался по закону еретиком, если в течение года не удовлетворял инквизитора. Если мы прибавим к этому постоянно повторяемые напоминания инквизиторам вести дела, не обращая внимания на законные формальности и на крючкотворство адвокатов, если вспомним предупреждения, постоянно даваемые нотариусам, что редактирование отречения от признания делало их единомышленниками еретика, – то поймем, что не было никакой надобности официально лишать обвиняемых помощи адвоката.
Эмерик подчеркивает, что обвиняемый имеет право взять себе защитника и что препятствие ему в этом является законным поводом к апелляции; но в то же время он утверждает, что инквизитор может возбудить преследование против адвоката или нотариуса, выступившего защитником еретика.