Читаем История инквизиции полностью

Из сказанного выше видно, что святая инквизиция особенно ограничивала права защиты и ставила ей всякие затруднения. Все предварительное следствие велось в тайне и не сообщалось обвиняемому. Дело его было уже предрешено раньше его ареста; его могли допрашивать, убеждать сознаться, держать целые годы в тюрьме и подвергать пыткам раньше, чем он узнавал, какие именно улики имелись против него. И только тогда, когда у него было вырвано сознание или когда инквизитор терял всякую надежду на это, ему сообщали имевшиеся против него показания, причем имена свидетелей обыкновенно умалчивались. Эта ужасная система представляет полную противоположность с просвещенной заботой избежать малейшей несправедливости, которая вдохновляла епископские суды той же эпохи. Согласно канонам Латеранского собора, касающимся компетенции консисторских судей, "обвиняемый должен был присутствовать при расследовании его дела, если оно не велось в его отсутствии по причине его неявки; ему предъявлялись все жалобы, чтобы он мог дать на них свои объяснения; имена свидетелей, равно как и их показания, должны были быть обнародованы, и должны были быть допущены все законные отводы, "так как сохранение имен в тайне могло возбуждать клевету, а отказ в отводе мог бы открыть широкое поле для деятельности лжесвидетелей".

* * *

Как резко отличалось от этого положение обвиняемого по подозрению в ереси, который заранее всегда считался виновным! Инквизитор думал не о том, чтобы избежать несправедливости, а о том, чтобы заставить обвиняемого сознаться в своем прегрешении и умолять о воссоединении его с Церковью. Чтобы легче этого добиться, систематически низвели до minimum все преимущества защиты.

Правда, собор 1246 года в Безье постановил, чтобы обвиняемому широко была предоставлена возможность защиты, включая сюда необходимые судебные сроки, возможность отводов и право опровержения; эти правила были направлены к тому, чтобы уменьшить произвол, которым уже тогда отличалась деятельность инквизиции, но на них никто не обратил ни малейшего внимания. Первоначально таинственность позволяла судье делать все, что, по его мнению, было нужно; а потом, чтобы сделать произвол еще более абсолютным, обвиняемого лишили права иметь защитника. В то время, как и теперь, сложность и сбивчивость законных формальностей ставила всякого, пришедшего в соприкосновение с судом, в необходимость обращаться к помощи опытного и сведущего юриста. Это так ясно понимали все, что в епископских судах часто давали бедным бесплатного защитника.

* * *

В хартии, дарованной в 1212 году Симоном де Монфором его новым провинциям, говорится, что правосудие будет всегда бесплатным и что неимущие истцы будут пользоваться безвозмездно юридической помощью. То же находим и в испанских законах той эпохи. Раз право на защиту признавалось в делах сравнительно незначительных, то казалось чудовищным лишать его тех, кто боролся за свое существование перед трибуналом, где обвинитель был в то же время и судьей; и Церковь вначале несколько колебалась, но она добилась своего путем обхода. Декреталий Иннокентия III, внесенный в каноническое право, запрещал адвокатам и актуариусам оказывать содействие еретикам и лицам, сочувствующим ереси, а также выступать вместо них в судах. Это запрещение, которое по мысли Папы, несомненно, относилось только к заведомо закоснелым еретикам, было вскоре распространено на людей, только подозреваемых, которые боролись единственно из-за того, чтобы доказать свою невиновность. Соборы Баланса и Альби в 1248 и в 1254 годах, предупреждая инквизиторов против адвокатских уловок, многозначительно напоминали им постановление канонического права, толкуя, что его следует применять к адвокату, который осмелился бы защищать еретика.

* * *

Эта точка зрения стала настолько господствующей, что Бернар Ги, не задумываясь, признает сочувствующими ереси адвокатов еретиков; а мы знаем, что всякий, объявленный сочувствующим ереси, признавался по закону еретиком, если в течение года не удовлетворял инквизитора. Если мы прибавим к этому постоянно повторяемые напоминания инквизиторам вести дела, не обращая внимания на законные формальности и на крючкотворство адвокатов, если вспомним предупреждения, постоянно даваемые нотариусам, что редактирование отречения от признания делало их единомышленниками еретика, – то поймем, что не было никакой надобности официально лишать обвиняемых помощи адвоката.

Эмерик подчеркивает, что обвиняемый имеет право взять себе защитника и что препятствие ему в этом является законным поводом к апелляции; но в то же время он утверждает, что инквизитор может возбудить преследование против адвоката или нотариуса, выступившего защитником еретика.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировая история

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное