История инквизиции

Последний вошел в соглашение со Св. Престолом и в 1378 году опубликовал указ, которым он сохранял за собой все доходы конфискации и назначал инквизитору ежегодное содержание в 190 турских ливров (то же, что получали трибуналы Тулузы и Каркассона), из которых должны были оплачиваться все расходы инквизиции; при этом король добавлял, что если эта сумма не будет уплачиваться правильно, то инквизитор имеет право брать эти деньги сам лично из конфискованных имуществ. Во время ужасных беспорядков, вызванных безумием Карла VI, этот договор перестали соблюдать.

В 1409 году Александр V предоставил на решение своего легата вопрос, должен ли инквизитор Дофинэ получать по триста флоринов золотом в год, уплату которых возложить на евреев Авиньона, или по десяти флоринов в год с каждого епископа своей обширной провинции, или, наконец, возложить содержание инквизитора и его людей во время их пребывания в отдельной епархии на епископа этой епархии. Но внешняя война и внутренние междоусобия вскоре уничтожили все источники доходов. В 1432 году эмбренский инквизитор брат Петр Фабри, будучи вызван на Констанцский собор, ответил, что он не может явиться, так как, с одной стороны, у него много дела с вальденсами, а с другой – он совершенно не имеет средств на поездку. "Я никогда, – добавил он, – не беру ни одного су у Церкви Божьей и не получаю ниоткуда никакого жалованья".

* * *

Конечно, было бы несправедливо говорить, что скупость и жажда к грабежу были главными двигателями инквизиции; но нельзя отрицать, что эти низкие страсти играли видную роль. Вспомним только о жалобах, во имя интересов фиска, на неприкосновенность, обещанную тем, кто сознается в течение срока милосердия; вспомним об ответе Бернара Ги, указывавшего на то, что кающиеся должны выдавать своих соумышленников, и что, следовательно, индульгенция должна идти в пользу фиска. Все занимавшиеся преследованием всегда имели в виду материальную выгоду.

Не заинтересованная материально инквизиция не пережила бы первой вспышки фанатизма, породившего ее; она могла бы существовать только в течение одного поколения, а затем исчезла бы и возродилась бы снова с возрождением ереси; и катаризм, против которого не было бы систематического и долгого преследования, мог бы избегнуть полного уничтожения. Но, в силу законов о конфискации, еретики сами сделались виновниками своего падения. Алчность и фанатизм подали друг другу руку и в течение целого столетия были сильными двигателями жестокого, непрерывного и неумолимого преследования, которое выполнило свои планы и прекратилось только за отсутствием жертв.

Сечение в монастырской тюрьме. Гравюра XIX в.

Франсиско Гойя. За свободомыслие.

Глава XIV Костер

Смертная казнь, как и конфискация, была мерой, которую в теории инквизиция не применяла.

Ее дело было употребить все усилия, чтобы вернуть еретика в лоно Церкви; если он упорствовал или если его обращение было притворным, ей нечего было с ним более делать. Как не католик, он не подлежал юрисдикции Церкви, которую он отвергал, и Церковь была вынуждена объявить его еретиком и лишить своего покровительства. Первоначально приговор был только простым осуждением за ересь и сопровождался отлучением от Церкви или объявлением, что виновный не считается более подсудным суду Церкви; иногда добавлялось, что он передается светскому суду, что он отпущен на волю – ужасное выражение, обозначавшее, что окончилось уже прямое вмешательство Церкви в его судьбу. С течением времени приговоры стали пространнее; часто уже начинает встречаться замечание, поясняющее, что Церковь ничего не может более сделать, чтобы загладить прегрешения виновного, и передача его в руки светской власти сопровождается следующими знаменательными сло вами: debita animadversione puniendum, то есть "да будет наказан по заслугам". Лицемерное обращение, в котором инквизиция заклинала светские власти пощадить жизнь и тело отпавшего, не встречается в старинных приговорах и никогда не формулировалось точно.

* * *