История иудаизма

Рава спросил: «Что, если мышь вошла в дом с куском хлеба в зубах и мышь вышла из дома с куском хлеба в зубах? Говорим ли мы: та, что вошла, она же и вышла; или, может быть, вышла другая? Допустим, мы ответим: та, что вошла, она же и вышла, — а если в дом с куском хлеба вошла белая мышь, а вышла из дома с куском хлеба черная мышь? Тут уже наверное вышла другая; или, может быть, она отняла хлеб у первой? Допустим, мы возразим: мыши не отнимают друг у друга, — а если в дом с куском хлеба вошла мышь, а из дома с куском хлеба вышла ласка? Ведь ласка, конечно, может отнять кусок у мыши; но, может быть, это другой кусок, ибо если бы она отняла его у мыши, то и самую мышь теперь держала бы в зубах? Допустим, мы скажем: если бы она отняла его у мыши, то и самую мышь теперь держала бы в зубах, — но что, если мышь войдет с куском хлеба в зубах, а выйдет ласка с куском хлеба и мышью в зубах? Теперь-то уж наверное мышь та же самая? Или, возможно, если бы мышь была та же самая, то хлеб должен был бы быть в зубах у мыши; или, возможно, мышь уронила его от страха, а ласка подобрала?»

За юмористическим сюжетом лежат серьезные соображения о необходимости как-то ограничить необходимость для верующего удостоверяться в строжайшем соблюдении заповедей Торы. В отличие от христианских авторов соответствующей эпохи — Оригена (III век) или Августина (конец IV — начало V века), которые под влиянием греческой философии размышляли о теологических проблемах, связанных с природой божественного, раввины Талмуда изучали практические аспекты достижения святости на человеческом уровне. Греческая философия вошла в орбиту раввинистической традиции лишь под влиянием ислама при Саадье, когда талмудический период уже завершился [17].

Как правило, раввины обосновывали свои постановления при помощи логических рассуждений и лишь иногда опирались только на авторитет библейского текста. Но бывали и исключения, среди которых история о р. Йоханане бен Закае из сборника периода амораев «Псикта де-рав Каѓана»: