История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

Наполеон надеялся извлечь еще кое-какие ресурсы из доблестной армии Сульта и послал ему повторное предписание заполнить новобранцами опустевшие ряды и по первому сигналу отправить ему еще одну дивизию в 10 тысяч человек. Не желая, однако, оголять Бордо, он решил позаимствовать войска у Сульта только в самом крайнем случае. Последние победы позволяли надеяться, что до этого не дойдет.

Два дня, проведенные в Монтро, были, как мы видим, использованы с большой пользой. Перед отъездом Наполеон счел должным ответить на письмо, доставленное ему адъютантом князя Шварценберга.

Он узнал, наконец, что произошло в Шатийоне после возобновления заседаний. Шестнадцатого февраля Коленкуру вручили частное письмо Меттерниха, в котором министр признавался, что воспользовался его конфиденциальным письмом, дабы преодолеть неуступчивость союзнических дворов, и объявлял, что военные действия будут тотчас приостановлены, если он официально примет шатийонские предложения. В заключение Меттерних настойчиво убеждал Коленкура не упускать возможности заключить мир, ибо она будет, по его словам, последней.

На следующий день полномочные представители объявили, что готовы возобновить заседания, но только после официального подтверждения французского представителя, что он принимает условия, предложенные на последнем заседании. Затем они представили серию предварительных статей, еще более оскорбительных, чем протокол от 9 февраля.

Статьи были следующими: Франция обретет свои старые границы, за исключением некоторых мелких исправлений; она никоим образом не будет участвовать в определении участи оставленных территорий и в территориальном урегулировании европейских государств;

ее только уведомляют, что Германия сделается федеративным государством, Голландия, приращенная Бельгией, сделается королевством, Италия станет независимой от Франции, а Австрия будет иметь в Италии владения, протяженность которых союзнические дворы определят позднее; континентальная Испания будет возвращена Фердинанду VII; взамен Англия вернет Мартинику и вдобавок Гваделупу, если ее захочет переуступить Швеция, но сохранит за собой Иль-де-Франс и остров Бурбон. Что до Мыса, острова Мальта и Ионических островов, о них говорилось не более, чем обо всех владениях, оставляемых Францией в Италии, Германии и Польше.

Таковы были статьи, в менее оскорбительной форме уже содержавшиеся в протоколе от 9 февраля; на сей раз они предлагались как условие приостановления военных действий, которого Франция официально не просила и тем более не обещала оплатить подобной ценой.

Коленкур выслушал их со спокойствием и сказал, что мира, очевидно, не хотят, ибо содержание, и без того досадное, облекли в еще более оскорбительную форму;

что он, впрочем, принимает сообщение об этих статьях, передаст его своему государю и объяснится по их поводу, когда настанет время. Тогда у Коленкура потребовали встречный проект. Он отвечал, что представит его позднее. Дипломаты сочли, что он всё же примет условия, хоть и находит их прискорбными, и препятствие они могут встретить только в непримиримости Наполеона. Лучше бы Коленкур выказал возмущение, как поступил бы сам Наполеон. Такое поведение могло породить угрозу не миру, при подобных условиях обеспеченному, но императорскому трону, и следовало, как и Наполеон, трону предпочесть честь. Добавим, однако, что если подобным образом мог рассуждать Наполеон, его посланцу Коленкуру это не было равным образом дозволительно и трон его повелителя должен был занимать в его заботах второе место после Франции.

Как бы то ни было, Коленкур обратился к Наполеону с самыми благоразумными советами. Он признавал, что условия неприемлемы, но надеялся найти средство их исправить. Он писал, что мы никогда не добьемся франкфуртских условий, если только не сбросим союзников в Рейн. Однако, если воспользоваться нынешними победами для полюбовного соглашения, мы сможем, удовлетворив Англию, добиться лучшего, нежели границы 1790 года, хотя ни в коем случае не того, что подразумевается под природными границами. Ведь оставив Испанию, Италию, Германию, Голландию и Бельгию, можно получить Майнц, Кобленц и Кельн, словом, отказавшись от Шельды, получить Рейн. И, разумеется, стоило труда добиваться такого мира, если не для Наполеона, то по крайней мере для Франции. Не уточняя, какими природными границами пришлось бы пожертвовать, Коленкур умолял Наполеона не выказывать категоричности и говорил ему, что он ошибается, если думает, что победы вновь вознесли его на высоту франкфуртских условий, но можно всё же к ним приблизиться, представив умеренный встречный проект.