История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

В тот же день Сенат провозгласил бесповоротное низложение Наполеона. Резолюция, состоявшая из двух основных статей, гласила, что наследственная передача верховной власти от Наполеона к его потомкам упраздняется и все французы освобождаются от принесенной ему присяги. Будучи представленной, подобная резолюция могла быть принята только единогласно. Она и была принята без каких-либо возражений, в торжественном и печальном молчании, подобно приговору судьбы, уже произнесенному в другом месте, гораздо выше. Выказать удовлетворение осмелились только бывшие оппозиционеры. Им и было поручено представить мотивы подобного решения. Эту миссию взял на себя всё тот же Ламбрехт, предложив от имени Сената следующие мотивировки: Наполеон нарушил все законы, в силу которых был призван править; подавлял личную и общественную свободу; произвольно заключал граждан в тюрьмы;

лишил голоса прессу; набирал солдат и взимал налоги в нарушение принятых форм; проливал кровь Франции в безумных и бессмысленных войнах; покрыл трупами Европу; устлал дороги французскими ранеными; дошел до неуважения к принципу голосования за налоги, повысив последние в январе без участия Законодательного корпуса, и до неуважения к судебным постановлениям, отменяя их на свое усмотрение. По этим причинам Наполеона следовало объявить низложенным.

Мотивировки получили такое же молчаливое одобрение, как и акт, но роялисты настолько спешили провозгласить результат, что уже заранее развесили по Парижу декларацию о низложении без упоминания каких-либо мотивов.

С этой минуты главное дело можно было считать свершившимся, ибо провозглашение низложения освобождало французов от присяги Наполеону и его семье. Однако недостаточно было разбить законные связи, соединявшие Францию с императорской династией, требовалось отнять у Наполеона все средства вновь получить скипетр, вырванный из его рук. И хотя от императора прикрылись двумястами тысячами солдат, чувство страха охватывало время от времени творцов совершавшейся революции, особенно когда они думали о человеке, находившемся в Фонтенбло, о том, что он делает и способен сделать. У него оставалась армия, сражавшаяся под его командованием, подкрепленная собранными гарнизонами, и войска, сражавшиеся под Парижем. У него оставались превосходные армии маршалов Сульта и Сюше и Лионская армия Ожеро. Они были, разумеется, далеко, но ведь Наполеон с легкостью мог подтянуть их к себе или пойти к ним; наконец, у него оставалась Итальянская армия. Чего только не мог он предпринять с подобными средствами, при его отчаянии и всей силе его талантов, которые за последние два месяца получили столько ужасных доказательств?

Было средство предотвратить опасность, спровоцировав в армии движение, подобное происходившему в Сенате. Усталость, конечно, присутствовала не только у гражданских служителей Империи, она была по меньшей мере столь же сильна среди военных. Беспрестанно гоняя свои корпуса вслед за Наполеоном из Милана в Рим, из Вены в Мадрид, из Мадрида в Берлин и из Берлина в Москву, не видя окончания своим тяготам, редкие выжившие из числа двух миллионов солдат должны были испытывать усталость более сильную, нежели утомленные чужими тяготами сенаторы. Обладая славой и богатыми наградами за бесконечные опасности, они следовали, хотя и небезропотно, за своим удачливым полководцем. Но теперь, когда система наград и пожалований, простиравшаяся, как и колоссальное здание Империи, от Рима до Любека, рухнула, когда слава утратила блеск побед и сделалась горькой славой героически понесенных поражений, вполне можно было ловкими происками превратить ропот в протест, а протест – в военный мятеж. К тому же военным можно было привести весьма убедительные доводы. Ведь речь шла об оставлении Наполеона не ради врага и даже не ради Бурбонов, что вызвало бы в одних угрызения совести, а в других – глубокое отвращение, а ради присоединения к временному правительству, порожденному теми самыми невзгодами, которые Наполеон навлек на Францию. Да и правительством были не враги и не Бурбоны, хотя враги и были его опорой, а Бурбоны – целью; правительством стало собрание выдающихся деятелей Империи, объединившихся в Париже, оставленном женой и братьями Наполеона, оголенном его ошибочным маневром и захваченном неприятелем, людей, объединившихся ради спасения страны, примирения с Европой и прекращения гибельной и бессмысленной войны.