История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

Уже 11 августа часть прусского и русского главных штабов прибыла в Прагу для согласования военных операций с австрийским Главным штабом; армия более чем в сто тысяч пруссаков и русских вступала в Богемию, чтобы присоединиться к австрийской; офицеры трех армий обнимались, радовались тому, что будут вместе сражаться за всеобщее освобождение; повсюду вспыхивала конвульсивная в некотором роде радость, ибо она была смешана с надеждой, страхом и решимостью отчаяния.

Пятнадцатого августа император Александр совершил въезд в Прагу и был встречен с почестями, каковыми был обязан своему сану и роли освободителя Европы, которую все ему тогда присваивали, за исключением, однако, австрийского правительства, весьма задетого этими изъявлениями восторга и не склонного сменять диктат Франции на диктат России. Как только этот монарх прибыл в Прагу, еще до приезда короля Пруссии, Меттерних и император Франц открыли ему тайну подпольных переговоров, зародившихся рядом с переговорами официальными в последние дни Пражского конгресса, и спросили его мнения. Разговоры о мире в ту минуту были несвоевременны. После сражения при Витории и особенно после присоединения Австрии Александр был опьянен надеждой. Быть может, он даже обольщался, что выдержит борьбу и без этой державы, поскольку и он, и Пруссия получили за последние два месяца многочисленные подкрепления. Но после присоединения Австрии и получения известий от англичан об их успехах в Испании и скором вступлении во Францию, он уже не сомневался, что сделается вскоре победителем Наполеона и заменит его в Европе.

С великим почтением и снисхождением к императору Францу, не афишируя намерения низложить Наполеона, то есть Марию Луизу, Александр выразил надежду, что военным путем будут вскоре завоеваны лучшие условия и намного надежнее обеспечена независимость Германии. К тому же у русского императора имелся всемогущий довод, на который он и указал Австрии: без оставления ганзейских городов будет невозможно добиться присоединения Англии, с которой коалиция тесно связана. Не дожидаясь прибытия короля Пруссии, Александр приказал ответить Коленкуру письменно через посредство Меттерниха.

Ответ был таков: Их Величества союзные государи, посовещавшись меж собой и полагая, что подлинный мир неотделим от всеобщего умиротворения, каковое Их Величества льстили себя надеждой подготовить посредством Пражских переговоров, не обнаружили в статьях, предлагаемых теперь Его Величеством Императором Наполеоном, условий, позволяющих достичь предполагаемой великой цели, вследствие чего Их Величества находят условия неприемлемыми.

Это означало, что условия сочтены неприемлемыми для Англии.

Служащий австрийской миссии Бендер доставил ответ в письменном виде Коленкуру в замок Кенигзаль. Хотя Коленкур и ожидал подобного ответа, он был потрясен, ибо его здравомыслие и благородный патриотизм предвидели от продолжения войны только великие несчастья. Он подготовился к отъезду, в последний раз встретился с Меттернихом, обменявшись с ним новыми бесполезными сожалениями и договорившись о возможности открытия конгресса для переговоров во время военных действий – слабая надежда, оставлявшая шанс подписаться под собственным уничтожением после ужасного поединка, и затем отбыл к Наполеону в Лаузиц.

Таковы были знаменитые и неудавшиеся переговоры с Австрией, начатые и ведшиеся под властью самых гибельных иллюзий и с такой неловкостью, какую в столь проницательном человеке, как Наполеон, можно объяснить только страстями.

Впрочем, на линии в сто пятьдесят лье от Кёнигштайна до Гамбурга уже гремели пушки, и Наполеон, возбужденный громом оружия, скоро забыл об отъездах, приездах и обо всём сказанном и пересказанном дипломатами и думал уже только об обширных военных замыслах, от которых ожидал величайших результатов. Настало время рассказать о его плане и его силах во второй части Саксонской кампании. Но чтобы лучше понять их, необходимо прежде составить представление о плане и силах наших врагов.