Само чистосердечие этой декларации и превосходные чувства, которые она выражала, произвели огромное впечатление на всех германцев, собравшихся в Вене. Лорда Каслри и Меттерниха засыпали вопросами. Их спрашивали, правда ли, что Саксония сделалась прусской провинцией и что торжественно объявленный в Вене конгресс созывался, тем самым, для совершения узурпации, не менее гнусной, чем узурпации, в каких обвиняли Наполеона. Волнение умов дошло до предела, и лорд Каслри, опасавшийся, что Англия неправильно поймет интригу, уступавшую Саксонию ради сохранения Польши, вместе с Меттернихом, ничуть не сомневавшимся в отвратительном впечатлении, которое такая политика произведет на австрийцев, поспешили опровергнуть утверждения князя Репнина. Они опровергали их в беседах и в газетных статьях, утверждая, что русский губернатор Саксонии выдал за действительное то, что еще даже не решено и зависит от весьма трудных переговоров, далеких от завершения. Русские и пруссаки с величайшей язвительностью отвечали, что это игра словами, что ничего, конечно, еще не подписано, но Австрия в ноте, означавшей обязательство, уже согласилась на включение Саксонии в состав Пруссии на условиях, которые были ею полностью выполнены, а Англия не опротестовывала это включение. В разгар всех этих препирательств и опровержений новое происшествие такого же рода еще более усилило всеобщее волнение. Стала известна адресованная полякам прокламация великого князя Константина, в которой он от имени своего брата Александра призывал их объединиться под древним знаменем Польши, дабы защититься от угрозы их существованию и правам.
Последняя манифестация довершила всеобщее отчаяние. Противники пруссаков и русских задумались о том, что подобной дерзости следует противопоставить нечто большее, нежели статьи в газетах и речи в венских салонах, и без колебаний стали говорить, что нужно срочно готовить войска и распорядиться ими так, чтобы сдержать честолюбцев, притязавших на своевольный раздел Европы. Больше всех волновались баварцы и австрийцы: первые – потому что упразднение столь важного государства, как Саксония, было устрашающим примером для всех государей конфедерации, вторые – потому что тесный союз Пруссии с Россией и водворение этих двух держав у подножия Богемских и Карпатских гор было самым тревожным сигналом для их безопасности.
Как ни велико было желание избежать войны и не прибегать к помощи Франции, что в случае разрыва становилось неизбежным, сейчас об этом уже следовало подумать. Лорд Каслри получил инструкции, переменившие его позицию и всё поведение. Действуя до сих пор на манер британских послов, ни во что не ставивших ганноверские интересы, дорогие скорее правящему семейству, нежели всей нации, он вовсе не считался с печалями германских государей и в вопросе Саксонии, казалось, забывал, что был послом не только английского, но и ганноверского короля. Он основывал свое поведение на предположении, что английский парламент куда больше дорожит Польшей, нежели Саксонией. Однако ему не могли позволить долго следовать подобной тактике. Принцу-регенту отправили из Вены немало писем, в том числе и принцы Кобургские – Эрнст и Леопольд. Во время последних войн они примкнули к России, служили в ее армиях, но не забыли своего долга в отношении главы дома, саксонского короля, всегда защищавшего их от Наполеона. И в эту минуту они с достойной восхищения преданностью вступились за его дело. Эрнст находился в Вене, где ежедневно давал отпор гневу и угрозам Александра, Леопольд поехал в Лондон, где готовился, по слухам, вступить в брак с принцессой Шарлоттой Английской. Оба дали принцу-регенту почувствовать, как опасно жертвовать Саксонией, и Георг, в свою очередь, настоятельно попросил Сент-Джеймский кабинет категорически приказать лорду Каслри защитить Саксонию. Приказ был отдан и дошел до Вены в первых числах декабря.