Однако в Испании еще оставались люди, на которых либеральные доктрины Кортесов произвели впечатление, и хотя они не вполне таковые разделяли, свершившуюся реакцию они сочли нелепой и были готовы ей противостоять. Таких людей было особенно много в Каталонии. Некоторые члены Кортесов примкнули к ним, и, казалось, начало организовываться сопротивление. Видя подобное поведение сына Карла IV, испанцы подумывали призвать старого короля, которого помнили как мягкого, хоть и непросвещенного монарха.
Осложнения множились на глазах, и Фердинанд VII, приписывавший брожение умов интригам князя Мира, удалившегося в Рим к Карлу IV, потребовал, чтобы Святой престол выслал бывшего министра в Пезаро. Старый король, неизменно верный своему фавориту, жестоко разгневался, услышав эту новость, и выказал намерение покинуть Рим и отправиться в Барселону или в Вену, дабы просить Испанию или Европу вернуть ему трон и отомстить его бесчеловечному сыну. Успокоить его удалось с большим трудом, понадобилось вмешательство папы.
Описанную нами картину дополнит краткое изложение отношений Испании с кабинетом Тюильри. В июле был, наконец, подписан мирный договор, и дело ограничилось взаимным возвратом пленных. Но Франция тайно обещала Испании добиться в Вене возвращения Пармы королеве Этрурии, а неаполитанского трона – Фердинанду IV, уже восемь лет владевшему одной Сицилией. Впрочем, французский двор было нетрудно убедить поддержать подобные требования, ибо он мог выдвинуть их и от собственного имени. Но в то же самое время Испания заключила с Англией тайное соглашение не возобновлять семейного пакта с Бурбонами и внезапно, по непонятной причине, порвала дипломатические отношения с Францией. Дело в том, что вождь герильясов Мина, который доставил нам столько хлопот и которым Фердинанд VII мог бы гордиться, также оказался в числе тех, кого реставрированный монарх преследовал за сопротивление своей абсолютной власти. Знаменитый партизан скрывался в Байонне, и испанский консул с согласия французских властей арестовал его на французской территории. Людовик XVIII и герцог Беррийский возмутились оскорблением, нанесенным французской короне, пожелали, чтобы Мину отпустили, выдали французского агента, сообщника беззакония, и потребовали у испанского двора репарации. Когда Фердинанд VII отказал в репарации и вдобавок потребовал ее сам, дипломатические отношения между странами были разорваны.
Такой была ситуация в Европе, избавившейся от Наполеона, но претерпевшей своего рода повсеместную контрреволюцию, и это были еще не все беды, ей грозившие. Казалось, после пятнадцати лет страданий, причиненных чрезмерными притязаниями Наполеона, крах ненасытного завоевателя должен был послужить уроком и научить всех умерять свои притязания. Ничуть не бывало, – своей безудержной жадностью державы-победительницы, казалось, старались скорее оправдать Наполеона, нежели заставить благословлять его падение. Прискорбное зрелище представляли они в ту минуту в Вене, где назначили встречу на 1 августа.
В соответствии с 32-й статьей Парижского договора, которой назначалось открыть будущий конгресс через два месяца, следовало собраться 1 августа. Но поскольку срок был слишком небольшим, учитывая всё, что предстояло сделать, сбор конгресса договорились перенести на сентябрь.
Король Пруссии, несмотря на присущую ему скромность, отправился принимать чествования подданных. Император Александр, в свою очередь, отправился в Варшаву, чтобы расположить поляков к так называемому