Читаем История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I полностью

Добрейший король Испании, не вдаваясь в расчеты, в одинаковой мере наградил и храбрецов, и трусов, пожелав предать гласности лишь честь, оказанную его флагу поведением некоторых из его моряков. Это была слабость состарившегося двора, но слабость, вдохновленная добротой. Несколько оправившись от ранений, наши моряки смешались с испанскими в порту Кадиса, когда им объявили, что король Испании дает звание всякому испанцу, который участвовал в Трафальгарской битве, независимо от особых знаков отличия, пожалованных тем, кто вел себя достойнее прочих. Испанцы, почти стыдившиеся своих наград, в то время как французы ничего не получали, сказали им, что и они, в свою очередь, вероятно, получат награды за доблесть. Ничуть не бывало: и храбрецы и трусы среди французов также подверглись одинаковому обращению, но таковым обращением было забвение.

Когда известие о поражении при Трафальгаре дошло до адмирала Декре, его охватила боль. Этому министру, несмотря на его ум и глубокое знание флота, всегда приходилось возвещать государю, который во всём другом добивался успеха, лишь о неудачах. Он сообщил печальные подробности Наполеону, который с орлиной скоростью уже двигался на Вену. Хотя роковое известие с трудом пробило путь к душе, опьяненной победами, весть о Трафальгаре огорчила Наполеона и доставила ему глубокое неудовольствие. Однако на сей раз он был менее суров в отношении адмирала Вильнева, ибо несчастный сражался доблестно, хоть и весьма неосторожно.

Наполеон поступил в этом случае так, как нередко поступают люди не только сильные, но и – он постарался забыть об огорчении сам и постарался заставить забыть о нем других. Он пожелал, чтобы о Трафальгаре меньше писали во французских газетах и только как о неосторожном бое, в котором французы больше пострадали от бури, нежели от неприятеля. Он не захотел никого награждать или наказывать, что явилось жестокой несправедливостью, недостойной его и духа его правления. Что-то происходило тогда в его душе, побудив его к столь мелочному поведению; Наполеон начал отчаиваться во французском флоте. Он нашел способ разбить Англию более надежным и действенным образом – разгромив ее союзников на континенте и потеснив с него ее торговлю и влияние. С этого дня Наполеон стал меньше думать о флоте и хотел, чтобы и другие забыли о нем.

Сама Европа охотно согласилась хранить молчание о Трафальгарском сражении, как того и желал французский император. Отзвук его шагов по континенту заглушил эхо пушек Трафальгара. Державы, к груди которых был приставлен меч, вовсе не ободрились от морской победы, выгодной одной Англии и не имеющей иного результата, кроме усиления ее торгового господства, которое было им не по душе и которое они терпели лишь из зависти к Франции. К тому же британская слава не утешала их в их собственном унижении. Трафальгар не приглушил блеск Ульмской победы и, как мы вскоре увидим, не уменьшил ни одно из ее последствий.

V

Аустерлиц

Известия с берегов Дуная исполнили Францию удовлетворения, а новости из Кадиса опечалили, но ни те, ни другие не удивили. Все надеялись на французские сухопутные армии, победоносные с начала Революции, а от флота, столь неудачливого в последние пятнадцать лет, не ждали почти ничего. Морским событиям придавали не много значения, полагая решающими чудесные успехи на суше. Они означали удаление военных действий от границ Франции, стремительное разрушение планов коалиции, сокращение продолжительности войны и близость мира на континенте, приводящего за собой и надежду на мир на море. К тому же, вера в гений Наполеона усмиряла все тревоги.

А вера была нужна, чтобы поддержать весьма пошатнувшийся кредит. Мы уже описывали затрудненное положение финансов. Задолженность, возникшая из-за решения Наполеона не брать займов для покрытия военных расходов, упадок испанского казначейства, разделенный им с казначейством французским в результате спекуляций компании «Объединенные негоцианты», предоставление портфеля казначейства в полное распоряжение этой компании из-за ошибки честного, но обманутого министра, – таковы были причины создавшейся ситуации. Они привели к давно ожидавшемуся кризису.

Его ускорению способствовал один инцидент. Мадридский двор, задолжав «Объединенным негоциантам» за субсидию, отгрузку зерна в порты полуострова и поставки продовольствия армии и флоту, прибег к гибельным мерам. Приостановив выплаты в Кассу по обеспечению долга (род банка по обслуживанию государственного долга), он задал принудительный курс ее билетам. Подобная мера неизбежно привела к исчезновению наличных денег. Уврар, в ожидании мексиканских пиастров не имевший иных средств удовлетворять нужды компаньонов, кроме наличных денег из Кассы по обеспечению долга, оказался внезапно вынужденным остановить все операции. Эти досадные обстоятельства сверх всякой меры увеличили затруднения Депре, производившего операции с Казначейством, и Ванлерберга, занимавшегося поставками продовольствия. Затруднения обоих ударили по Банку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное